— Я хочу, чтобы ты учился, мой Цезарь, мой маленький лев. Хочу, чтобы у тебя была другая жизнь. Чтобы ты…

— А я хочу стать капо и сделать тебя королевой, мама. И так и будет. В такой семье я родился, за такого мужчину ты вышла замуж. На дереве с апельсинами не может вырасти помидор.

Он думал, что расстроит ее, что в сиреневых глазах появится грусть, но вместо этого она погладила его по щеке.

— Мой умный мальчик… быть капо не трудно. И скорее всего, ты им станешь… намного труднее им не быть и жить совсем другой жизнью… Но я не стану настаивать. Ты прав. На апельсиновом дереве не растут помидоры. Но ты такой светлый, такой добрый мальчик… мне так не хочется, чтобы ты со временем стал другим.

***

Наверное, она бы ужаснулась, если бы узнала, какой он на самом деле. Ему всегда было страшно, что, если узнает, разочаруется и не будет его любить так же сильно.

— Зачем ты отчитываешься перед матерью? Она же живет в своей мастерской. Она и не заметит твоего отсутствия. Будет лепить свои шедевры.

Задиристый Альберто Морэ выпалил эту фразу, когда Чезаре позвонил матери перед тем, как ребята пошли в ночной клуб.

Удар между глаз был молниеносным настолько, что Альберто пошатнулся и упал на колени. Отек и багровый синяк расползались под двумя глазами так быстро, как в ускоренном кадре. Чезаре наклонился и, сжав приятеля за щеки, вогнал ему в рот два пальца, схватив его за язык, сдавил так сильно, что у того на глазах выступили слезы.

— Еще одно слово о матери, и я вырву тебе язык голыми руками.

Тут же отпустил и вытер руки о куртку придурка.

— Пауууук! Тыыы…ты что сделал? — завопил Альберто, хватаясь за переносицу. — Что я такого сказал? Ты больной ублюдок!

Да, его называли Пауком. За длинные руки, за умение строить планы наперед и за то, что мог долго и методично истязать свою жертву и лишь потом «сожрать» окончательно. Например, как Борто Саторини. Борто посмеялся над Марко ди Мартелли. Скопировал его походку с тростью. Уже на следующий день его заперли в подвал и приковали к батарее ржавым обрывком наручников, как у копов, положили рядом топор, а неподалеку поставили кружку с водой. Через сутки Борто выл и орал, потом скулил от бессилия и изнывал от жажды, потом пытался содрать наручник и перебить тупым топором, а через двое суток начал пилить свою ногу… Тогда его отпустили и сказали, что, если еще раз ему придет в голову посмеяться над Марко ди Мартелли, он может остаться без ног. А если проболтается, где был, то отрежут язык. С тех пор Борто ни с кем из компании Паука не разговаривал. Он вообще больше не разговаривал, а через несколько месяцев его семья переехала в другой город. С разрешения капо, разумеется.

— Ты как-то замешан в том, что Саторини переезжают? — спросил отец за завтраком.

— А что?

— Я задал вопрос и ожидал получить на него ответ, а не другой вопрос.

— Они переезжают?

Марко положил вилку и посмотрел на сына.

— Ссылаются на плохое здоровье Борто и на травму ноги…

— Нда. Бедный Борто.

— Бедный Борто?

Марко ударил кулаком по столу, и они оба обернулись на дверь, опасаясь, что мать войдет в комнату.