– А как же «не хлебом единым жив человек», Оля? – серьёзно спросил Николай.
– Вздор! – вздёрнула подбородок Семчинова. – Пока нет «хлеба единого» – человеку не до Маргарит с Фаустами! Каждого нужно сначала накормить да выучить, а уж после высоким искусством терзать! И певицы наши, вместо того, чтобы время на экзерсисы тратить, лучше бы пошли да чему-нибудь полезному научились! Право, не понимаю, зачем объяснять очевидные вещи… – Ольга Андреевна дёрнула плечом и вышла из залы. За ней, что-то горячо доказывая, устремился Тоневицкий Следом двинулись и другие гости.
– И вот всегда она так. – с горечью заметила Аннет, когда они с Варей остались одни. – Просто ест меня поедом за мою музыку… и если бы она одна! Да ведь все как один теперь считают, что вокальное искусство – никому не нужный пустяк! А что делать, если я жить без него не могу?!
– Аннет, вы напрасно так… – начала Варя, но та, не слушая, ожесточённо продолжала:
– Ты не поверишь, что мне постоянно приходится выслушивать здесь, на наших вечеринках! Придёт Семчинова или тот же Кольнев – и давай вещать, что классическая музыка давно никому не нужна, что она своё отжила, что все эти песенки бесполезны и бессмысленны… У меня просто душа закипает, когда я это слышу, – а ведь возразить-то нечего! Ведь и впрямь никому теперь не нужно ни моё бельканто, ни беглость пальцев, ни Шопен с Моцартом! Разве что этот дурак Горелов восхищается… так ведь надоел уже так, что мочи нет! Вот увидишь, он сейчас вспомнит, что уж две минуты как меня не видел, и ворвётся сюда с комплиментами наголо, передохнуть не даст… И как прикажешь жить на свете? И ещё, чуть что, – «княжна, княжна»! Просто как оскорбление в их устах звучит, а чем же я-то виновата?!.
– Аннет, поверьте, это глупости всё. – уверенно сказала Варя. – Я в музыке мало смыслю, не училась ей… Но не может быть, чтобы то, что тысячу лет живёт, вдруг в одночасье пустяком оказалось! ОльгаАндреевна, спору нет, девица умная, но очень уж любит в чужих глазах соринки искать. Вы б поменьше слушали её. Она и на меня за мои картины нападала…
– Но тебя трогать всё же опасаются. – серьёзно возразила княжна. – Ты – человек из народа, с самого низа своими силами поднялась, здесь это пуще всего уважают. А я… Мне все, кому не лень, готовы тыкать в глаза моим аристократическим происхождением! Коля ещё как-то может это выносить, а я…
– Не от большого ума вас обижают! – отрезала Варя. – Кричать да обличать кто угодно умеет, тут сильного уменья не надо! Любую дуру деревенскую возьми – получше нашей Семчиновой укажет, что в вас худо, а что ещё хуже… А вы не слушайте! Пушкин помните что писал? «Хвалу и клевету приемли равнодушно и не оспоривай глупца!» Мы с вами ещё в Бобовинах наизусть это учили!
– Так они и Пушкина уже в мусор записали, Варенька…
– И что? Им это, по-вашему, делает честь? – вышла из себя Варя. – Я в деревне жила – всю жизнь от каждого слышала, что не крестьянское дело картинки малевать, для того господа на свет рождены, а нам – в земле ковыряться да мучиться, другой судьбы нет! И что? Хорошо бы было, если бы мы с тятей их послушали? Аннет, да не плачьте же, полон дом народу, что подумают? Ну пожалуйста… Да стоит ли, ей-богу… Подумаешь – Немезида какая ваша Семчинова!