Но состояние было недолгим; яркий солнечный свет, ветерок и чувство долга быстро прогнали все страхи. Весь день Елена Викторовна переписывала сама и организовывала других, но чем меньше была загружена работой, тем чаще вспоминала неприятный, но короткий эпизод.

Вот заснуть в эту ночь ей что-то мешало – еще до того, как вспыхнул по деревне лай. Если я спал хотя бы урывками, Елена Викторовна не спала совершенно. Так, полузабывалась, но одновременно прекрасно слышала происходящее вокруг.

Мне не хотелось бы комментировать эту историю. Придумать можно очень многое, но цена-то этим выдумкам? У меня нет данных, для того чтобы дать произошедшему серьезное, надежное объяснение.

Я рассказал только то, чему был свидетелем; уверен, что передал все точно. Вряд ли стоит вопрос, «верить» или «не верить» в то, что лаяли собаки и раздавались шаги. Если мы оба вменяемы – и я, и Елена Викторовна, – то лай и шаги все же были. А как это понимать – думать нужно…

Много рассказывают о призраках в английских замках, о «других хозяевах» старинных зданий, типа шведского арсенала в Таллине, дворца шведских королей. Но ведь «другие» существа норовят поселиться во всех брошенных человеком зданиях, на любой географической долготе и широте. Каждый город порождает свой фольклор. Если в городе живут хотя бы уже несколько поколений, таких историй неизменно должно быть много. Красноярск не исключение из правила; другое дело, что уж какой город – такие в нем и привидения.

В нашем городе не умирали британские аристократы. Графини в развевающихся полупрозрачных одеждах не бежали к прудам: не было у нас таких графинь. Призраки оставляли совсем другие жители города. Кто жил, тот и оставлял, знаете ли. Я понимаю, что привидение запойного монтера может вызвать приступ хохота… но почему, собственно?! Душа одинакова и у графини, и у ее сенной девки. И у графа, и у его лакея, и у современного монтера.

Я расскажу несколько случаев, которые кажутся мне наиболее достоверными и как будто подтверждены серьезными свидетелями.

По меркам Сибири Красноярск – старый город, он стоит на своем месте уже с 1628 года. Жители Владимира или Новгорода усмехнутся такой смехотворной для них «древности», но для Сибири и это уже что-то. Древнее Красноярска только несколько городов Западной Сибири: Тюмень, Омск, Томск, Тобольск, Ялуторовск.

Беда Красноярска в том, что события ХХ века все перемешали в нем, крохотный городок XIX века утонул в огромной новостройке конца ХХ столетия. Судите сами: в 1830 году в Красноярске жило 5 тысяч человек; в начале 1860-х – 10 тысяч человек; в 1893 году население Красноярска достигло точно зафиксированной цифры 20 570 человек. В 1917 – уже порядка 70 тысяч. А в 1959 – уже 600 тысяч человек!

Сегодня красноярец, чей дед и прадед жили бы в городе, – редкость. Почти все красноярцы, больше 90 % – очень недавние его обитатели.

Города, растущие тысячелетия, сохраняют не только архитектуру. В них продолжают существовать множество обитателей, уже ушедших из жизни. К этому можно относиться как угодно, но старинные замки трудно себе представить без аппетитных, но полупрозрачных графинь в развевающихся ночных одеяниях. Прагу трудно представить без Трубача Густава, который расхаживает по мостовым, держа свою голову под мышкой, а голова знай себе дует в трубу. Ничего подобного, конечно же, нет в Красноярске, потому что у нас не было трубачей, которым отрубил бы голову король (да и «своих» королей не было). Не было у нас и легкомысленных графинь, травивших мужей ради любовников или просто потому, что мужья им пуще репы надоели. Впрочем, и серьезных графинь, верных мужьям, у нас в городе тоже не водилось.