Песков стоял в дверях и молчал. Сержант закрыл дверь, и Песков остался один на один с майором. В кабинете пахло жареным мясом и луком. Капитан вспомнил, когда в последний раз нормально ел и, втягивая носом ароматный запах, улыбался краешком губ. За спиной майора было окно, которое выходило на огромную стену. Капитан догадался, что это задний двор тюрьмы, где по всей видимости расстреливают людей.

— Что молчишь, капитан? Сказать нечего?

Майор поставил чашку на стол и одел очки. Голос был тоненьким, почти писклявым.

— Товарищ майор, я уже написал обо всём подробно. Не одну бумагу.

— Товарищ?

Майор усмехнулся и вытащил из пачки папиросу.

— Гражданин майор, капитан. Пока — капитан, улавливаешь суть?

Майор вытащил из-под стола знакомый капитану Пескову портфель и бросил на стол.

— Может, ещё раз расскажешь о том, как тебе в руки попал этот портфель?

— Я уже написал.

Песков опустил голову и отвернулся. Злость кипевшая внутри отступила, и он решил не держаться за свою жизнь. Если виноват, значит виноват. Пусть расстреляют и дело сделано. Просить о помиловании не будет. Не тот он человек, чтобы валятся в ногах, и молить о снисхождении. Капитан увидел характерные петлицы майора, и уже догадался, кем на самом деле является майор.

— Моя фамилия Сазонов. НКВД. Хотя для тебя капитан, в этой ситуации, это не имеет значения. Моя бы воля, я бы давно тебя поставил к стенке. Из-за таких как ты, горе-вояк, мы немцев остановить не можем.

Лицо майора стало красным, напряжённым.

— Как ты мог так бездарно угробить роту? Всех положил, сам живой и невредимый. Так уметь нужно. Где научился, капитан? Не у немцев случайно? А может, ты на них работаешь?

— Майор, я с первого дня на фронте: и окопы рыл, и горел в танке не один раз. Ты сам-то порох нюхал? Знаешь, каково это смотреть смерти в глаза и товарищей боевых хоронить?

— Твоего геройского прошлого не хватит капитан, чтобы загладить вину. Я читал твоё личное дело.

— Что Вам нужно?

— Мне нужно? Нет, Песков, это не лично мне нужно. Армии нашей нужно, товарищу Сталину, солдатам которые гниют в окопах, очистить наши ряды от таких негодяев, как ты. Говорить будешь?

— Я всё сказал, майор, добавить мне нечего. Виновен, расстреляйте.

— Это мы всегда успеем, капитан.

— На это вы мастера, знаю, знаю.

Капитан рассмеялся истерическим смехом. Майор вскочил, обошёл стол и ударил Пескова кулаком в живот. Тот закашлялся, и сплюнул сгусток крови на пол. Он хотел встать и дать сдачи, но вовремя остановился и, задерживая дыхание, скрипя зубами, терпел новые удары майора до тех пор, пока не потерял сознание и свалился со стула. Глаза он открыл уже в камере. Рядом сидел Хромов, опустивши голову на колени.

— Воды, дай воды.

— Живой, капитан, родненький, я уже думал, что не проснёшься.

Он взял с пола кружку с водой и напоил Пескова. Лицо капитана было в синяках и ссадинах. Опухшие губы кровоточили, и не хватало передних зубов.

— Умеет бить, майор, сволочь.

У Пескова ныло всё тело, и он попросил товарища усадить его.

— Рёбра сломаны, и нос тоже, — сказал капитан и языком проверил зубы. Трёх зубов как не бывало.