— Какие мы шпионы? У тебя, Дёмыч, на лбу написано — русский.

— Идём, и смотри под ноги. И наши, и немцы могли растяжки поставить с гранатами. Усёк?

— Тогда, Дёма ты первый, я за тобой. Парень ты смекалистый, не то, что я. Оружие брать будем?

— Знаешь, лучше не надо. Давай оставим здесь, спрячем.

— Значит, будем беззащитными?

— Успокойся, драться умеешь? Значит, не пропадёшь.

Пробираясь сквозь кустарники, и царапая руки и лицо, мы медленно подошли к деревне и залегли в кустах. Несколько домов были разбиты, в одном, самом дальнем, Михо увидел свет в окне и из трубы поднимался лёгкий дымок.

— Вижу, не слепой, давай пробираться.

Только мы перелезли через забор, как на нас набросилась собака, и схватила Михо за ногу. Тот вскрикнул, и несколько раз пнул ногой пса. Взвизгивая и понимая, что не справится с двумя людьми, собака юркнула в будку и больше не высовывалась.

— Так бы сразу, а то набросилась на порядочных людей. Что мы, воры, домушники, чтобы хватать и рвать брюки.

Пёс жалобно скулил, как бы извиняясь, и Михо на всякий случай пригрозил тому кулаком.

Заглядывая в окно, я никого не увидел, и тихонько постучал по стеклу. Прислушиваясь и вздрагивая от лая собак из соседних дворов, постучал сильнее.

— Бесполезно. Стучи, не стучи, «жмурик» внутри. Висит, болтается.

— Какой «жмурик»? Ты можешь по-русски говорить, не по фене.

— Сам глянь, командир. На верёвке девка висит. Одна-одинёшенька.

Я подошёл к углу дома, и заглянул. Михо был прав.

— Давай, не зевай, Михо, надо открыть дверь. Может, успеем спасти. Бедная женщина.

— А оно нам надо? Какая-то дура решила свести счёты с жизнью, а я должен спасать? Не-а, командир, я не из спасателей Малибу. Не наше это дело.

— Ну и сволочь ты, сын гор. Зря беспокоился о тебе. Боялся здесь одного оставить, переживал.

Махнув рукой на грузина, я подскочил к двери и надавил плечом. Доски затрещали, но дверь не поддалась.

— Внутри засов крепкий. Давай через окно.

К Михо вернулось чувство сострадания, и он уже поддевал палкой раму. Хотел сломать и кое-как вытащить.

Я успел в последний момент подхватить раму, когда та падала на землю и, тужась поставить в сторону. Тяжёлая. Умели раньше делать окна, не жалели дерева. Оказавшись внутри, я внимательно посмотрел на труп. Совсем молодая женщина. Что её заставило это сделать? А может не сама? И помог кто-то?

— Живая ещё, командир. Ищи нож, верёвку нужно срезать. Пол мокрый, лужа. Моча.

Михо зажмурился и скривился.

Не помня себя от радости, я рванул в поисках ножа. В сенях нашлась только коса, ножа не видно было. Михо увидел меня, и чуть не упал с табуретки.

— Командир, ты бы ещё грабли принёс. Сама полезла в петлю. Дура.

— Откуда знаешь?

Я поднял косу, и принялся резать верёвку. Михо стоя на табурете и держал женщину, боялся свалиться. Колени у него дрожали.

— Подсоби, Дёма, подсоби, вот-вот упаду.

Бросая на пол косу, я обхватил его за живот, и услышал, как рвётся верёвка. Хорошо подрезал, и она с треском лопнула. Ножки у табуретки подкосились, и если бы не моя поддержка, Михо свалился бы вместе с женщиной. Осторожно опуская на пол, Михо внимательно осматривал лицо и прикладывал ухо к груди.