Чувствуя себя победителем, Седой терпеливо ждал. Кто-то бросил ему полотенце и бутылку с водой.

— Давай, жирная корова, давай! — кричал Жила, глядя как «Маленький» едва отходит.

— Ну всё, Седой, ты меня достал. За удар по яйцам, ответишь, — заверещал как свинья «Маленький».

И тут же провёл боковой удар ногой и, технично разворачиваясь на месте, сделал подсечку. Седой пошатнулся и упал на спину. Этого и ждал противник. Подпрыгивая над поверженным, с диким рёвом поднял локоть, чтобы ударить в грудь. Седой это поздно заметил и мощный локоть противника едва не проломил ему солнечное сплетение. Крича и отпихивая «Маленького», Седой схватил его зубами за ногу и не отпускал. Серия ударов по спине Седого, с грохотом и воплями, закончилась ничем. От дикой боли, Седой откусил кусок мягкой ткани голени, и с окровавленным ртом, ещё больше зверея, выплюнул на землю человеческую плоть. «Маленький» схватился за ногу и чуть не упал. В его глазах светилась ненависть, перемешанная с адской болью. Седой хотел броситься и добить противника, только Жила его опередил. Он увидел, что Седой вот-вот одержит победу, и не мог этого допустить. Двое пацанов, с металлическими прутами выскочили в центр, и с дикими воплями, как племя краснокожих индейцев, начали наносить удары. Седой закрывался блоками, и кричал, требуя справедливости, только никто его не слушал.

Глухие, меткие удары, сделали из него кровавое месиво и, падая, он был уже без сознания. Захлёбываясь кровью, лежал на спине, в собственной моче и едва дышал. Жизнь медленно уходила из крепкого и сильного тела. Жила, как римский император, опустил большой палец вниз. И один из парней вогнал прут в сердце Седого. Послышался неприятный хруст костей, тело дёрнулось несколько раз и осталось лежать на земле на славу победителю.

Народ негодовал и плевался в сторону Седого. Зрелище понравилось только тем, кто смог на нём заработать. Остальные молча расходились, понимая, что таким образом блатные могут поступить с каждым из них. Потому что за жизнь в стае волков, никто не даст ломаного куска хлеба. Выживет только тот, у кого больше мозгов и острее зубы.

— Олег Витальевич, Олег Витальевич!

ДПНК тряс за плечи пьяного Стрельцова, и с обезумевшими глазами пытался, что-то сказать.

— Там это, там, надо туда. Быстрее. Олег Витальевич.

— Что, что…

Стрельцов ничего не понимал и, качая опухшей головой, не мог открыть глаза. Желудок его протестовал против алкоголя, и он едва не блеванул прямо на ДПНК.

— Там убийство, убийство…

— Чёрт, что такое, какое убийство?

Уже окончательно приходя в себя, он вскочил с дивана, ринулся к вешалке за фуражкой и пиджаком. Отталкивая ДПНК, выхватил табельное оружие, и чуть не начал стрелять прямо в кабинете. Ему почудилось, что это его хотят убить и нужно защищаться.

— Стойте, стойте.

ДПНК наконец-то сообразил, что не стоит орать и перехватил руку Стрельцова с пистолетом. Заламывая за спину, он отобрал пистолет и усадил Стрельцова на диван.

— Седого убили, Олег Витальевич. И неизвестно, чем эта ночь закончится, сколько мы ещё насчитаем трупов.