— Вот посмотри, — говорил он мне бывало. — «Химия». Ты же знаешь, как я не люблю химию. Но я беру в руки учебник, он чистый, приятный, и мне хочется его открыть. А если бы он был весь в кляксах, замызганный, как у тебя? Да я бы сроду не готовил уроки по химии.

— Да, да, — говорю я. — Теперь все будет по-другому.

Но терпения у меня хватает ненадолго.

— Папа, можно к тебе?

— Ты же видишь, я работаю.

— Сделай перерыв, а то у тебя будет переутомление.

— Ну хорошо, — говорит папа, — только свари мне кофе.

— Это который раз сегодня?

— Первый, первый! Тоже мне контролер-общественник.

Я иду на кухню и ставлю воду.

Вот уже две недели папа все вечера просиживает за столом. Иногда я просыпаюсь в два часа ночи и слышу, как трещит арифмометр. Он что-то пишет, чертит, считает, и кружка кофе всегда стоит у него на столе. Иногда слышно, как папа поет «Бригантину». Это значит, что у него что-то получилось. Но «Бригантину» он поет редко. Чаще уже поздно вечером он зовет меня к себе и, расставляя шахматы, начинает жаловаться.

— Полный маразм, — говорит он, — ленивый, глупый мозг. Только постоянной работой, постоянным напряжением можно держать себя в приличном состоянии.

— А это трудно, да?

— Почти так же трудно, как тебе хорошо учиться. Эх, где твоя машина, Родька? Пусть бы она нашла мне новую профессию. Ты знаешь, чего мне не хватает на работе? Как ни странно, напряжения. Пока завод был нарождающимся, у меня не хватало ни рук, ни головы. А теперь все налажено, все движется само собой, и три четверти мозговых извилин у меня постоянно ничем не заняты.

Каждый раз, когда папа так говорит, я вижу, что он серьезно расстроен. Мне хочется его утешить, но утешать я не умею. Насколько легче разговаривать с человеком, когда у него хорошее настроение.

Но когда у папы хорошее настроение, он яростно трещит арифмометром, большими шагами ходит по комнате и гонит меня одними и теми же словами:

— Пошел вон! На меня накатило. Уйди, Родька! Зашибу чернильницей.

Я еще нарочно сварил не очень крепкий кофе. Хотя папа и говорит, что у него нормальное давление, но я этому не верю. Сейчас у всех взрослых людей давление повышенное и потреблять слишком много кофеина им ни к чему.

— Ну где ты там? — крикнул папа.

— Сейчас иду. Плей чез? Или ты не в настроении?

— Плей, плей! — сказал папа. — Кстати, мы с тобой опять займемся языком. Ты у меня будешь читать по-английски, как машина. Каждый культурный человек должен… Фу, что это за бурда? Что ты наварил?

— Это кофе. Ты же просил.

— Я просил кофе, а не вот это!

— А что ты на меня кричишь?

— Разве я кричу? — сказал папа. — Странная история. Никогда со мной этого не бывало. Ну ладно, только чтобы искупить свою вину, я могу выпить эти помои.

Мы расставили шахматы и стали играть. Папа думал о чем-то своем и проиграл почти сразу.

— Ты чем-то расстроен, — сказал я. — У тебя не клеится работа?

— Ну что ты, наоборот. Только сейчас она и начинает клеиться. Ты знаешь, что такое устойчивое вдохновение? Нирвана! Изюм! Мечта поэта! Эх, я бы тебе кое-что показал, но ты, к сожалению, ничего не поймешь.