— У него просто нет денег, — Костя протянул мне рубль. — На, держи.

— Мне не хочется играть.

— Ну ладно, — сказала Саша, — сейчас ему действительно неинтересно. Посмотрит пару заездов — расшевелится.

Она пошла к окошку тотализатора и вернулась с тремя какими-то квитанциями.

— И как же мы поставили? — сказал папа.

— Пойдем, пойдем, — Саша торопилась. — На трибунах я все объясню.

Народу было совсем немного. Под небольшим дощатым навесом рядов в десять стояли скамейки. Передние — у самой земли, задние — повыше.

Группками по три-четыре человека зрители рассыпались по всем рядам. Некоторые вообще не садились, а стояли прямо у самого барьера.

Мы нашли свободное место и сели.

— Смотрите, — сказала Саша. — Вот у вас написано: 3—1. Что это значит?

Она стала объяснять папе и Косте, как у них поставлены деньги и в каком случае они выиграют. Кроме основных правил, было еще много дополнительных: «проскачка», «за флагом». Я не очень вникал в то, что говорила Саша, и понял только главное: надо угадать, какая лошадь придет первая и какая вторая.

Шла, очевидно, разминка. По большому пыльному квадрату, внутри которого была посажена картошка и еще что-то, взад-вперед ездили три легкие тележки.

— Вот моя лошадка, — сказала Саша. — Камзол вишневый, картуз оранжевый. Едет Остапенко.

Услышав свою фамилию, наездник зыркнул на нас исподлобья и взмахнул хлыстом.

— Никогда в жизни он не придет первый, — сказал какой-то тучный бородатый человек, сидящий позади нас.

— Почему? — спросил папа.

— По кочану да по нарезу! — ответил бородатый. — Вы, что ли, его первым записали?

— Нет, первый у меня Цилиндр.

— Цилиндр может и прийти, если не поскачет, конечно.

— А вы на кого поставили? — спросил Костя.

— Ишь ты, хитер! — сказал бородатый. — Вот ставки закроют, тогда скажу.

— А какая вам разница?

Бородатый улыбнулся.

— То-то и оно, что разница, кто над кем дразнится. Смотри, смотри. Сейчас побегут.

У большой облупившейся арки, на которой было написано «Павильон механизации», стоял человек с флажком.

Два раза у него ничего не получалось, он заворачивал лошадей и только на третий резко взмахнул рукой и крикнул: «Пошли!»

— Ну началось! — сказала Саша. — Хорошо, правда? Эх, мой заскакал!

— Мой впереди! Мой впереди! Давай, Цилиндр, давай! — говорил папа.

Они с Сашей страшно переживали. Костя тоже переживал, но делал вид, что ему все равно.

Когда лошади обошли уже весь круг и показались на финишной прямой, Костя привстал.

— А что я говорил, — сказал он. — Цилиндр первый, Лампозитор второй. Все проиграли. Кроме вас, конечно.

— Кроме нас, кислый квас, — сказал бородатый. — Сейчас пойдем отхватим.

Он уже встал, чтобы идти в кассу за выигрышем, но в это время на беговой дорожке что-то произошло.

— Куда? Куда скачешь! Держи его, холеру! Ну надо же! Тьфу! — Бородатый сплюнул и опять сел.

— Наша взяла! — крикнула Саша. — Идите получать.

— Не будем торопиться. Еще ничего не известно.

— Известно.

— Не уверен.

Они препирались, стоя у барьера, пока по радио не объявили результат.

И сияющий папа пошел получать выигрыш.

В третьем заезде не выиграл никто. В четвертом и пятом опять папа.