…Стоп! А куда это меня несет? Это же дорога не к даче, а к бывшему дому Стаса… Надо повернуть обратно. Хотя зачем? Все равно сюда надо. Когда-то Стас просил меня заехать: может, идут по инерции письма.

Какая-то девица стояла у нашего подъезда. Плащик на ней пленочный, красный. Промерзла, видать, даже издали заметно, как ее мелкая дрожь колотит.

Я вошел в подъезд и вдруг почувствовал, что эта красная идет за мной. На втором этаже я остановился. Ее каблуки стукнули по лестнице раз, другой и умолкли. Я пошел дальше, она пошла тоже…

Тогда я сказал туда, вниз:

— Ошибка! Я очень извиняюсь, девушка, но я не Байрон, я — другой.

И тут же тихий голос, но все равно — крик:

— Родька! Родя!..

Мне кажется, я не побежал, а рухнул, обрушился вниз, как лавина…

— Я… — Прислонясь намокшей и потому совсем маленькой головой к почтовым ящикам, на площадке второго этажа стояла Иванка. — Я давно приехала, — проговорила она, лязгая зубами. — Уже скоро месяц. Я думала, ты вернешься домой…

— …Эй, друг! Протри глаза!

Кто-то тряс меня за плечо. Надо мной навис высокий мрачный мужик лет сорока. Водитель.

— Тебе куда?

— Туда!.. — сказал я. — Зря вы меня разбудили.

Он усмехнулся:

— Может, и зря. Но выходить-то надо: конечная.

Пока я спал в автобусе, пошел снег. Вокруг стало белым-бело.

От людей на асфальте оставались четкие черные следы.

Низко, приседая на хвост, пролетел огромный самолет… В какой-то момент чуть палевое, предзимнее солнце дымно позолотило его, и мне показалось, будто я отчетливо вижу за одним из иллюминаторов знакомый силуэт…