— Это верно, in vino veritas, — изрек папа, пододвигая Саше стул.

— Да, да, — в тон ему отозвалась Саша. — Homo homini lupus est!

— Это ваше убеждение? — спросил папа.

— Нет, — сказала Саша, — просто я хотела поддержать беседу.

— У нас это называется для красоты слога, — сказал я.

— Вот именно, — сказала Саша. — Отличная формулировка. Теперь я буду знать, как отвечать на подобные вопросы. Спасибо, Родя.

Саша посмотрела на меня.

— Ты страшно изменился за истекший период. Не то повзрослел, не то похорошел. Садись рядом со мной, будешь кавалером.

— С удовольствием.

Я сел на то место, где хотел сесть Костя, и подал ему бутылку.

— Пускай папа, — сказал Костя, — это его коронный номер. Он может открыть шампанское совершенно беззвучно.

— А зачем беззвучно? — сказала Саша. — Весь смысл шампанского в том, что оно стреляет. Дайте сюда.

Она с треском открыла бутылку и налила всем по четверти стакана.

— Не будем торопиться, вечер еще длинный. За ваше здоровье, мрачный патриарх. А мне говорили, что вы интересный человек.

— Еще бы, — сказал папа. — Но вы ж не даете мне развернуться. Вы меня просто подавили. Родька — ладно, но вот Костя не даст соврать, иногда я бываю просто очаровательным собеседником.

— Да, — подтвердил Костя, — с папой это случается.

Очень интересный спектакль разворачивался у нас за столом. Первый раз в жизни я видел папу не в главной роли. Вся инициатива за столом исходила от Саши. Что же касается Кости, то он вообще скис.

Папа это заметил и пошел заводить радиолу.

Как только заиграла музыка, Костя оживился.

Мы с папой отодвинули стол, скатали дорожку и вышли на кухню.

Костя танцевал хорошо, только лицо у него было слишком напряженное.

— Нет, так дальше не пойдет, — папа покачал головой. — Ты знаешь, где у меня стоит коньяк? Тащи его сюда.

Как-то у нас в магазинах появился армянский коньяк, и папа купил одну бутылку.

Пока я ходил за коньяком, с Сашей пошел танцевать папа.

— Ну где тут что? — В кухню вошел Костя.

— Вот, папа велел мне принести коньяк.

— Да, плохо что-то у нас получается. Я думал, будет веселей.

— На вот глотни, — сказал я, — а потом дадим папе.

Костя отпил прямо из бутылки.

— Фу, гадость какая!

В это время музыка смолкла, послышался смех, и папа с Сашей тоже вошли в кухню.

— Это не честно, — сказала Саша. — Это не по правилам.

— Учитесь играть без правил, — папа похлопал меня по плечу. — Все в порядке, — сказал он, — я ее переговорил. Что, может быть, я был не остроумным?

— Легко быть остроумным в своем доме, — сказала Саша. — И потом я не могу блистать, когда нет аудитории. У меня глубоко артистическая натура.

— Истинный артист сам для себя аудитория. Родька, дай ей котлету. Оказывается, она просто голодная.

— Я тоже съем котлету, — сказал Костя и захихикал.

Оказалось, что сидеть в тесной кухне куда приятней, чем в большой комнате.

— У вас отличная квартира, — Саша огляделась по сторонам. — Только стиль почему-то казарменный. Здесь явно не хватает женской руки. Возьмите меня в домработницы. За жилье и харчи.

— Чепуха, — сказал вдруг Костя пьяным голосом. — Все, что вы тут болтаете, чепуха.