Службистый генерал фон Вернер, присутствовавший на совете, вытянулся в струнку:

— Благодарю за честь, ваше величество. Мы разгромим русских.

Военный совет продолжался до самого вечера. А на другой день кавалерийский отряд генерала фон Вернера, усиленный полевой артиллерией, уже переправлялся на правый берег Одера, чтобы идти затем на север, туда, куда направлялся и корпус Румянцева.

Померания встретила русских переменой погоды: как-то сразу похолодало, со стороны моря подул сильный ветер, небо заволокло тучами, начались дожди. Дороги быстро раскисли, идти стало трудно. Чтобы дать людям обсушиться, починить повозки, которые постоянно ломались из-за бездорожья, приходилось чуть ли не через день делать растаги[17].

Движение корпуса резко замедлилось. Впрочем, причиной тому была не только погода. Сказались подозрительные действия генерал-майора Тотлебена, прикрывавшего корпус и обеспечивавшего Румянцева разведывательными данными.

Румянцев не любил этого человека, не любил больше, чем Фермора. И не потому, что человек этот, как и Фермор, был немецкого происхождения. Среди военачальников русской армии было немало немцев, с которыми он поддерживал дружеские отношения. В Тотлебене было что-то неискреннее, неразгаданное, чужое. Однажды через своего курьера он доложил Румянцеву, что впереди обнаружены крупные силы противника и идти дальше нельзя. Румянцев, естественно, остановил полки, приказал занять оборону на случай возможного нападения и послал вперед собственную разведку для уточнения расположения неприятельских войск. Разведчики проскакали на лошадях верст сорок, но никаких войск не нашли, если не считать жалкого патрульного отряда, который они прогнали своими силами.

Выведенный из себя, Румянцев послал к Тотлебену князя Вяземского с письмом, в котором просил дать о неприятеле подробные сведения и представить князю, как представителю главной квартиры, возможность «самому досмотреть неприятельские корпусы, где они стоят и какие они числом». Князь Вяземский пробыл в отряде прикрытия два дня и вернулся невеселый. Он доложил, что Тотлебен считает превосходство неприятельских войск над русскими очень значительным и потому рекомендует избегать стычек.

— Бы сами эти войска видели? — спросил Румянцев.

— Их якобы видели его гусары, — отвечал князь.

— Странно, — в раздумье промолвил Румянцев. — Граф Тотлебен давно уже пугает меня превосходством неприятельских сил. Но я не из пугливых, — добавил он с решительным видом. — Будем продолжать марш.

14 июня корпус достиг города Кеслина, что в семидесяти верстах от Кольберга. Остановившись здесь лагерем, Румянцев попытался еще раз связаться с Тотлебеном, который, по слухам, находился в местечке Белгард, но сделать это не удалось. Посланный в Белгард с отрядом казаков бригадир Краснощеков вернулся ни с чем. Тотлебена в Белгарде не оказалось. Румянцев понял, что полагаться на этого человека больше нельзя, и приказал Краснощекову проводить разведку местности собственными силами.

Прошло несколько дней. Тотлебен словно в воду канул. И вдруг письмо главнокомандующего: Тотлебен арестован, поскольку оказался прусским шпионом…