И даже немного сожалею, что выстрелил Тихий не в голову. Забираю детские фотки, из рамочек со стены.

— Поехали?

Пора возвращаться в реальность. Утром у нас аукцион в Медвежьегорске. Где Петрика будет представлять доверенное, оно же подставное лицо — человек Волкова.

Набираю Вахтанга.

— Рыбка то наша клюнула?

— Клюнула. Касим просит перенести аукцион на несколько дней.

— Ни в коем случае! Нельзя дать ему прикрыть брата. Пусть выбирает Армаш или золото.

— Он уже выбрал. Через несколько часов открываем торги. Заявка от него подана.

— Отлично. После торгов — «фас» налоговой, Московскому подразделению, открытый депутатский запрос с резонансной статьей от скандальных журналистов в серьезной столичной прессе. Пусть спросят откуда у мента столько денег.

Заплатит и налог, и штраф тоже. Со службы уволят… Разорять, так разорять!

Ваха смеётся.

— Злой ты, Демон.

— Это я только начал…

Быстренько бегу по коридорам больницы, я обещала сегодня на три часа отпустить Валю и посидеть с Марком. И уже опаздываю к назначенному времени.

— Злата Романовна! — окликает меня врач Марка.

— Ой! Извините, халат забыла надеть, да?

— За халат пусть Вас медсестры гоняют, я по другому поводу ругать буду, — нагоняет меня по больничному коридору.

— Что случилось?

— Ну зачем эти семейные войны? Зачем ребёнку лишний стресс? Договоритесь уж как-нибудь.

— О чём Вы?!

— Так вот же! — заводит меня за поворот коридора в секцию с платными палатами.

Врастаю в пол от неожиданности. Родион, полиция… Наша охрана. Заварушка какая-то.

Подбегаю ближе.

— Что происходит?!

— Это и мой брат, дорогая моя! — взмахивает каким-то листочком Родион.

За его спиной двое мужчин. Тоже охрана?

— Что происходит? — собравшись, разворачиваюсь к нашей охране.

Здесь обычно дежурят два парня у палаты, на всякий случай. Хотя Марк и лежит под другой фамилией.

— Родион Альбертович желает перевести мальчика в платную клинику. На основании расписки от матери.

— Свеженькая! — взмахивает Родион, ухмыляясь.

Наталья! Тварь такая…

— Это представитель социальной опеки, — гримасничает Родион, как Джокер. — Это — наш участковый. Все положенные законом инстанции присутствуют.

— Здесь лучшие специалисты по диагнозу Марка, — смотрю в глаза, Родиону. — В платных клиниках нет такой команды профессоров, которая может заниматься им согласованно.

— Это — ничего! — зло. — Мы с его родительницей решим этот вопрос.

— Ни черта вы не решите! Дай-ка… — протягиваю руку, требуя у него бумажку. — Что это?

— Пожалуйста! — протягивает мне.

Заверенная у нотариуса доверенность на сопровождение ребёнка.

— И если твоя охрана сейчас не отдаст мне брата. Мы заберём его силой.

— Зачем?!

Наклоняется, шепча мне на ухо.

— А вы меня бесите! Я хочу, чтобы вы страдали! И я либо отберу у тебя дочь, либо отберу Марка. Выбирай… — ехидно и с наслаждением.

У меня перехватывает дыхание от этой несправедливости и глумления над детьми. Перекрывает так, что немеет лицо.

Глядя в глаза всём по очереди, я в гробовой тишине рву эту бумажку на мелкие кусочки. Швыряю в морду Родиону.

— Вон отсюда, урод.