Утрамбовав землю и накидав сверху досок, Катя и Юки отправились к Тамаре Яковлевне. Предлог для визита был благовидный — не так давно Катя одалживала у Тамары Яковлевны стакан муки. А еще они прихватили с собой бутылку малиновой настойки, невыносимо сладкой, которая не первый год хранилась у Кати в погребе для особого случая.

Тамаре Яковлевне нездоровилось, она полулежала на диване вся в подушках и котах. Но малиновая настойка быстро ее взбодрила, она разрумянилась, подобрела. Поговорили о погоде, о высоком атмосферном давлении, о том, снимать уже помидоры или подождать. А потом Катя ненавязчиво перевела разговор на прежние времена, когда погода всегда была хорошая, лето длилось сколько полагается, Вьюрки можно было покинуть в любое время, а участки получали приличные, заслуженные люди. Вот, например, семья Юлиной бабушки — большая, наверное, была, работящая, дружная…

— Дружная, — закивала Тамара Яковлевна. — Дом вон какой отгрохали, сад — всё сами. А беседка какая! И яблони голландские. Лучшая дача в поселке была, и у генералов таких нет. — Тамара Яковлевна погрузилась в воспоминания, прижимая к груди толстого рыжего кота. — Гости у них бывали, молодежь, танцы, я сама ходила… И работали тоже, не белоручки — огурцов по десять кило снимали…

— И такую хорошую дачу забросили?

— Вот и я говорила — что ж бросать, столько вложено! Опостылело им. Это уж после того, как с Зоечкой несчастье случилось. Слышали, наверное? Ужас, такое несчастье…

— Вроде там мать младенца убила?

Тамара Яковлевна к неудовольствию кошек резко рубанула воздух рукой:

— Не убивала она, нечего сплетням верить! Не знают, а судят! Приспала Зоечка дочку, во сне случайно задавила. А после умом тронулась. Похоронила прямо на участке — и в милицию: я, мол, убила…

— А вы откуда знаете, что она случайно? — не выдержала Юки и получила от Кати локтем в бок.

Тамара Яковлевна прищурила мерцающие по-кошачьи глаза:

— Я, милая, все знаю… Признали Зоечку невменяемой, положили в лечебницу, да и с концами, царствие небесное. А вот девочку не нашли, милиция приезжала, весь участок изрыла, а трупика и нет. Только Нюра, бабушка твоя, мне рассказывала, что племянница к ней во сне ходит. Растет, говорила, потихонечку, совсем ведь кроха была…

— Ногами ходит?

Тамара Яковлевна удивленно приподняла брови, а Катя опять толкнула Юки в бок.

— Девочка эта… она ведь… она ведь инвалидом была, да?

— Кто тебе глупость такую сказал? Чудесная была девочка, совершенно здоровая.

Когда Катя провожала Юки до дома, было совсем поздно. Юки молчала, переваривая историю несчастной бабушкиной сестры, о которой она никогда не слышала. Катя толкнула калитку, Юки увидела свой участок и с необыкновенной отчетливостью вспомнила шлепающие по полу ладошки. Она вцепилась в Катину руку и запричитала: нельзя здесь ночевать, кто знает, угомонилась эта штука или нет, может, они не там закопали сережку…

— Утихни, — сказала Катя и потянула Юки во флигель.

Она поставила у двери раскладушку, спросила, найдется ли запасной комплект белья. Юки сразу почувствовала, что она — под защитой, «в домике».