— А если все-таки придет? — шепотом спросила она, когда погасили свет.

— Вот и проверим, — ответила с раскладушки Катя. Помолчала и вдруг спросила: — А у нее точно не было ног?

— Не было. Но ведь Тамара Яковлевна сказала…

— Это игоша…

— Чего? — приподняла голову Юки.

— Ничего. Спи.

Ночью было тихо, а утром они позвали Пашку с Никитой и поставили забор между участками Юки и покойного Кожебаткина на прежнее место. Юки запомнила, что Катя обозначила жуткую девочку каким-то странным словом, а вот само слово растеклось в памяти. Осталась только уверенность, что было в этом слове что-то лошадиное — так глупо, прямо как в рассказе из школьной программы. Юки побоялась, что Катя станет над ней смеяться — а для пятнадцатилетнего человека нет ничего более унизительного, — и не стала расспрашивать.

Когда Ромочка увидел того в лесу за забором, он сразу рассказал маме, но мама не стала слушать. Мама никогда его не слушала. Он не обижался, так уж была устроена мама. С ней было тепло и вкусно, а на ночь она подтыкала ему одеяло, чтобы Ромочка безмятежно спал в мягком коконе. Он очень боялся того, кто сидел под кроватью и хватал за свесившуюся во сне ногу или руку. Целиком его Ромочка никогда не видел, только лапы — серые, голые, многочисленные. Один раз, когда ходили в специальное место, где было много аквариумов с разными водяными зверями, Ромочка испугался зверя креветки: если его увеличить, лапы получатся точь-в-точь как у того, под кроватью. Ромочка пытался сказать маме, но она не слушала. Зато всегда подтыкала одеяло, чтобы было не так страшно. Даже на даче, хотя зверь оставался в городе: он, наверное, мог жить только там.

На даче раньше все Ромочке нравилось, пока он не проснулся однажды в совсем другом мире. Откуда-то пришли и поселились во Вьюрках странные существа, которых Ромочка толком описать не мог. Первого он увидел на рассвете того дня, когда мир изменился: стояло в лесу за калиткой что-то темное, высокое и покачивалось. Деревья в одну сторону, а оно — в другую и смотрело на Ромочку, но не глазами, потому что глаз не было. Дачные люди тоже заметили, что мир изменился. Только вот всяких странных как будто не замечали, смотрели мимо и даже проходили сквозь них как ни в чем не бывало. Но это потому, что те прятались: таились в темных углах, прикидывались тенями и бликами.

Таня жила в ветхой синей дачке у самой реки и ни с кем не общалась без необходимости, все время уделяя сыну Ромочке. Крупный, долговязый, приближающийся к совершеннолетию, но застрявший в малоосмысленном детстве, Ромочка ездил по поселку на велосипеде, посматривая из-под густых мужских бровей безоблачными глазами, купался в Сушке, с ревом прыгая с мостков, бродил в лесу, держась поближе к забору и иногда пугая грибников внезапными безмолвными появлениями из кустов.

Таня первой начала паниковать на собраниях, когда Вьюрки замкнулись, потому что ей надо в город, у нее недостаточно лекарств для больного ребенка. Прежде никто и не знал, что Ромочка ежедневно поглощает пригоршню таблеток. Таню успокаивали, объясняли, что ушедшие дачники исчезают, поэтому лучше потерпеть и выждать. Тогда во Вьюрках еще верили, что снаружи идет помощь, ведь, в конце концов, не могли