В бабушкином доме не было и намека на безмятежную ватную тишину, которую так ценят любители дачного отдыха. Все время что-то потрескивало, поскрипывало, щелкало, возились под полом мыши. Пахло свежим деревом и строительными пропитками. Юки вслушивалась, всматривалась, вертелась, сбивая простыню в комок, и думала, что ни за что не заснет. Сердце билось так сильно, что грудь вздрагивала под одеялом, в голове было тревожно и ясно…

А потом очертания голого скелета комнаты, хорошо различимые в сумерках, дрогнули, затуманились и стали обрастать жилой плотью. Зазмеился по стенам растительный орнамент, укрепился, расцвел и превратился в цветочные обои. Что-то вспучило их изнутри, и под обоями налились уродливые узлы. Эти новообразования постепенно увеличивались, темнели, выламывались из стен и становились шкафами, стульями, зеркалами. Окно подернулось занавеской, запахло чужим старым жильем… И в комнату бесшумно вошла бабушка — высокая, прямая, иссушенная. Снежная королева, превращенная старостью в Бабу-ягу. Ее лицо, которого Юки не помнила, было мягко затушевано темнотой. Бабушка держала в руках блюдо, прикрытое полотенцем.

— Вот, с вареньем тебе испекла, — сказала она. — Чтобы жить сладко было.

— Спасибо, — хотела ответить Юки, но голоса почему-то не было.

— Надо, чтобы жили тут. Чтобы приглядывали. За ребеночком всегда пригляд нужен.

Бабушка сдернула полотенце, но вместо обещанного пирога под ним был перевязанный лентой продолговатый кружевной сверток. Бабушка вскрикнула и уронила блюдо, а упавший сверток быстрой гусеницей пополз прямо к раскладушке…

Юки заметалась, пытаясь подняться, и проснулась. В ушах отдавался эхом пронзительный бабушкин крик — прямо как в ту ночь, когда она впервые услышала странные звуки в предбаннике. Трясущейся рукой она выдернула из-под подушки фонарик. Полоска света пробежала по голым новеньким доскам, нашла дверной проем, скользнула по потолку, опустилась. Не заметив ничего подозрительного, Юки выдохнула и перехватила фонарик поудобнее. Дрогнул призрачный световой кружок на полу, и противоестественно укороченная белая фигурка прыгнула невесть откуда прямо в него. В распахнутом жабьем рте Юки отчетливо увидела гнилые, стершиеся почти под корень молочные зубки.

Она сама не поняла, как оказалась в другой комнате. Только одно помнила до дрожи отчетливо: как кружевное существо с легкостью запрыгнуло к ней на раскладушку, доказав полную бесполезность всех оберегов. Оно приземлилось Юки прямо на ноги, и через тонкое одеяло она почувствовала неоспоримо реальную, холодную тяжесть. Юки быстро обшарила комнату лучом фонарика, увидела темнеющий впереди дверной проем — новую дверь здесь еще не поставили — и бросилась туда. Но неожиданно и больно обо что-то споткнулась. Препятствие с гулким грохотом откатилось в одну сторону, Юки, обдирая коленки, — в другую. Оказывается, она налетела на неизвестно откуда взявшийся эмалированный таз.

Сзади послышалось торопливое шлеп-шлеп-шлеп. Юки выключила фонарик, надеясь проскочить в темноте незамеченной, кинулась к выходу из комнаты — и с размаху врезалась в дверь. В запертую дверь, которой здесь не было и быть не могло. Юки зашарила в отчаянии руками по рассохшемуся дереву, но так и не нашла ни щеколды, ни крючка, зато нащупала чуть правее стену с бумажными струпьями обоев — их до последней полоски содрали перед ремонтом. Судорожно выдохнув, Юки снова включила фонарик.