— Влад, я сейчас вернусь, — говорю машинально, глядя как задница Бэмби в голубой рванине дефилирует в сторону туалетов. Контента идти за ней особого нет, но я все равно иду. Эта девчонка превращает меня в долбоеба.
— Развлекаешься, Бэмби? — спрашиваю, когда лохматый олененок вываливается из туалета. Тупой вопрос, но лучше я не придумал.
Глаза Ни-ки округляются до размеров голубых елочных шаров, рот приоткрывается в удивлении, демонстрируя манящее поблескивание в языке. Но уже через секунду веснушки на носу угрожающе дергаются, и она больно наступает ногой мне на кроссовок. Уже не в первый раз. А это, между прочим, третьи винтажные Джорданы(линейка баскетбольных кроссовок, выпускаемых фирмой Nike совместно с Майклом Джорданом — прим. автора)
— Развлекаешься здесь ты, а я пришла с подругой выпить чай.
Заметила нашу компанию, значит. Вот и прекрасно.
— Неужто с сусликом чайной церемонии не хватило?
Тут Ни-ка как бы невзначай потягивается, от чего ее тельник задирается, обнажая загорелый живот и со сладкой улыбкой мурлычет:
— Как только ты ушел нам с Глебом не до чаепития было, если ты понимаешь, о чем я.
От этих слов и ее довольного вида перед глазами взрываются яркие вспышки, а в мозги ударяет гарь паленой проводки. Это выдержка моя к херам сгорела. Стерва Бэмби. Носился с ней похлеще бабули Иры с ее вечно пересохшими орхидеями, и все для того, чтобы она свой розовый цветок идиоту с медведем подарила?
— Оууу, Кэп, тебя никогда девчонки не обламывали? — с издевкой тянет Ни-ка и сочувственно постукивает по моему плечу ладошкой. — Все когда-то случается впервые. Но ты не грусти…
Договорить я ей не даю, потому что от каждого ее нового слова кровь шипит и пузырится в венах как вода на раскаленной сковороде. Необходимо, чтобы она замолчала, и я перестал представлять эти чертовы картинки, как суслик по щенячьи и с причмокиванием лижет ее розовые соски, и как она раздвигает перед ним ноги и гладит там себя пальцами, а этот идиот глазеет, пуская слюни. Откуда вообще во мне эти режиссерские порно наклонности взялись?
Толкаю ее к стене и, прижав плечом, проталкиваю между ее ног колено, чтобы не дергалась. Дышу слишком тяжело, потому меня колотит от бешенства, и с каким-то особым садизмом отмечаю, как испуганно округляются ее глаза и розовеют щеки.
— Не будь я дженльменом, Бэмби, ты бы в это гребанное Помело, или как его, своими ногами не дошла. После клуба я мог поиметь тебя куда угодно, потому что ты умоляла меня об этом, так что никакого облома. Вот только теперь я тебя пальцем не трону, так что передавай привет миссионерской позе и трехминутному пыхтению суслика.
К концу моей агрессивной тирады испуг покидает лицо Бэмби, а с розовых губ мне в лицо летит злобное шипение:
— Тогда, будь добр, начни прямо сейчас и убери от меня свой нездоровый стояк.
Он и, правда, нездоровый, потому что меня бомбит от бешенства и логично бы ничего не хотеть. Девушка должна быть мне приятна, чтобы хотеть с ней спать, а этот голубоглазый олень меня бесит. А еще под тельняшкой у нее явно нет лифчика, так что я чувствую твердость ее сосков, и дыхание сладковатое и теплое, кожа ног горячая настолько, что едет крыша.