— Ты так всегда по понедельникам одеваешься? — хрипловато звучит над ухом, а рука Кэпа замирает на автомобильной ручке, не предпринимая попытки ее открыть.

— Не нравится? — вздергиваю бровь, развернувшись в пол оборота, но что Кэп придвигается ближе, и теперь его грейпфрутовое дыхание нестерпимо печет мою перетянутую чокером шею.

— Очень нравится, Ни-ка.

— Дверь-то откроешь или мне самой? — говорю со скучающим видом, хотя надо признать, тон Кэпа пробирает до костей. Мог бы запросто состояние себе сколотить на озвучке хрипунов-мачо.

Дверь он все-таки открывает, и я элегантным БДСМ-перышком приземляюсь на кожаную обивку сидения. Кожа ног горит, как будто меня Сандунах(сеть московских бань — прим. автора) дубовым веником отхлестали. Жаркая будет поездочка.

Макс

«Всего два месяца потерпеть, бро, — уговариваю дорогой ЭмДжея. — До четырнадцать лет ведь терпел, а тут каких-то два месяца».

Чертова Бэмби сразу дала мне утро тяжелого понедельника распробовать. Нарядилась словно на кастинг «Сабмиссив 2019» пришла. В кожаной юбке и кружевной повязке на шее. Я даже моргнуть боюсь, потому что даже если на секунду прикрою глаза, то мысленно начну очередную непристойную короткометражку режиссировать. Как просовываю два пальца в этот гребанный ошейник и тяну ее шею к себе, пока трахаю ее сзади. Нет, все-таки моргнул.

Стерва Ни-ка, определенно, знает, что делает. Ногу на ногу закинула и носком туфли трясет, вместе с этим движением прокручивая мои дымящиеся мозги и голодное либидо как вареные кабачки в блендере.

Соберись, Макс. Ты же в конце концов не свихнувшийся на сексе идиот, а ее босс. Всегда гордился, что могу отделять рабочее от личного, а сейчас-то чего.

— Ни-ка, — специально не поворачиваюсь, чтобы в очередной раз не давится слюной. — Мне твой вид, конечно, нравится, но такая одежда не укладывается в рамки дресс-кода фирмы. Поэтому завтра надень что-нибудь… менее кожаное и кружевное.

На звонкий голосок Бэмби, я реагирую как бигль(порода охотничьих собак из Великобритании — прим. автора) на свисток, и машинально поворачиваю голову.

— А чокер оставить можно?

Она невинно хлопает глазами и оттягивает розовым ногтем свой гребанный ошейник. Из английской ищейки я превращаюсь в тупорылого крота, легко попавшего в ловушку, и, несколько секунд поглазев на аксессуар, спускаюсь в кружевным сиськам, просвечивающим через рубашку.

— Нельзя, — звучу, будто пляжный песок ведрами жрал, заедая крекерами и чипсами.

— Как скажешь, Максим, — с придыханием заключает Бэмби, — ты ведь здесь главный.

Блядь. Статуэтка «Золотой стек» официально достается Бэмби. Как репейник из свитера выдираю глаза из ее декольте и возвращаюсь к дороге. Надо ее до конца дня в кабинете замуровать, чтобы работать никому не мешала. И на всякий случай мелом вокруг каждого отдела круги начертить.

Под единоличным молчаливым конвоем провожаю Бэмби в ее кабинет и заваливаю требованиями об отчетах, чтобы до конца дней точно головы не поднимала, после чего возвращаюсь в кабинет и первым делом набираю Владу. Необходимость охладить обе кипящие головы за ящиком пива и шашлыками за городом благодаря Бэмби достигла своего пика. Может, вообще на время отъезда деда за городом пожить. Я никогда не тяготел к огородам, но сейчас думаю, что это отличная идея — дышать в центре Москвы в тридцатиградусную жару совсем невозможно.