— Я найду, куда его пристроить, — выдергиваю себя из плена ее тела, прижатого к стене, и отстраняюсь.
Пламя в глазах Ни-ки гаснет, и она смеривает меня таким ледяным взглядом, словно подвергает криодеструкции жидким азотом, после чего одергивает майку и, обойдя, быстро идет по коридору. А я еще секунд тридцать стою на месте, и размышляю над тем, почему вдруг именно сейчас чувствую себя скотиной и дебилом. Такого за мной обычно не водится.
Теперь я уже точно уверен, что трогать Ни-ку не буду. Плохо она на меня влияет. Всего за неделю меня в неуравновешенного типа превратила, готового челюсть расхреначить каждому, кто к ней приблизится. Да и когда такое было, чтобы я за цыпочками бегал и зажимал их возле туалета. Бред какой-то.
Решительно отмираю и быстрым шагом возвращаюсь к своей компании. Карина, Марина и Дарина сразу же оживляются и начинают что-то наперебой вещать о последней коллекции Phillip Plein и очередном ресторане Новикова, чем повергают меня еще в большее уныние. Скучно и тошно. Даже ЭмДжей зевнул и великодушно сказал, что на сегодня никуда его пристраивать не надо, потому что его настиг творческий кризис.
— Влад, я наверное пойду, — кладу на стол кармана пятитысячную бумажку, пока глаза приклеиваются к спине Бэмби как камикадзе-мухи к липкой ленте. По-прежнему сидит в компании голубого и розового. И куда ее недалекий грызун смотрит?
— Макс, побросишь меня до дома? — по-деловому спрашивает Карина или Марина, подбирая со стола клатч.
По-деловому или нет, в пиджаке девчонка ли без, грязный намек я улавливаю на раз-два. Кататься по Садовому вхолостую желания у меня нет, а лимит на джентльменство за последние сутки превышен втрое, и я отрицательно кручу головой.
— Влад подбросит.
А Бог простит.
Звонок деда застает меня у выхода из Авокадо. Авокадо. Дебильное название. И дверь дебильная. Тугая какая-то.
— Слава России, дед.
— Слава, конечно. Занят чем? Баксы свои прожигаешь?
— Как верноподданный инвестирую в развитие пищевой и развлекательной индустрии.
— Ишь ты, инвестор заграничный. Что бы Россия несчастная делала без тебя. — ворчит дед, после чего говорит уже более миролюбиво: — Слушай сюда, Максим. Мы с Любой решили маму твою в бургерной проведать и познакомиться, наконец. В связи с этим задание у меня к тебе партийное.
— На стажировку никого не возьму, — цежу сквозь зубы.
— У меня вагон протеже, по-твоему? Цветов там Любаня в огороде насажала, боится, сдохнут без нее. Два раза в неделю надо поливать. Вопросы есть?
— Надолго вы?
— На неделю. И чтобы никаких гандонов в сауне и под кроватью, Максим, — звучит предупредительный рык.
— Ты чего несешь такое, дед? — не удерживаюсь от смеха, даже несмотря на дерьмовое настроение. — Какие гандоны.
— Потому что знаю я породу твоего папаши. Дочь моя вон выехать на родину не может. Рожает чаще, чем пулемет стреляет.
— Не рычи, дед, заеду. — заключаю примирительно. И правда, неплохо будет пару дней за городом провести. Ребят позвать. Бассейн, шашлык, баня. — Скажи, бабуле Любе, что может за свои цветочки быть спокойна.