Я в накладе не остаюсь и демонстративно опустив взгляд ей на грудь вывожу там: " Не раньше, чем я тебя трахну", после чего тихий скрежет стула прерывает нашу зрительную дуэль и молчаливо сопящий все это время суслик поднимается со словами: " Я сделаю".
В глазах Бэмби вспыхивает гнев, когда она тихо рычит " Не надо", ну а меня разбирает смех, который я не пытаюсь сдерживать. Блядь, он еще мне и чай сделать собирается. Надо бы его пожалеть, но мне нисколько не жалко. Не в моих привычках идиотов жалеть.
Вот только внутренности проворачивает как карандаш в точилке от того, что она этого услужливого хорошиста лезет защищать. Дерьмовое какое-то, неправильное чувство.
— С мятой и мелиссой, — услужливо опускается передо мной чашка с отваром.
Пить я его, конечно, не собираюсь, и отодвинув от себя, поворачиваюсь к садящемуся на стул суслику. Тогда в клубе он мне показался совсем мелким и не достойным внимания, а сейчас понимаю, что это, очевидно, знаменательная встреча с Бэмби пошатнула мой глазомер. Суслик совсем не урод и не мелкий. До моих метра девяносто семи ему, конечно, в прокрустовом ложе с месяц суставы тянуть, но и не гном он. А судя по венам на руках даже спортом занимается. Ну или учебники ему тяжелые попадаются.
— Зря ты на корпоратив не приехал, — беру суслика в пристальный фокус. — танцы были закачаешься.
Молчаливый гнев Бэмби вонзается мне в висок, от чего ухо начинает полыхать, словно его облили кислотой, а обтянутое халатом колено пытается ударить меня в бедро. Годы игры в футбол за университетскую команду приходятся как нельзя кстати, и я успеваю его перехватить. А так как сволочь я порядочная, то не переставая смотреть на хорька, отпихиваю махровую тряпку в сторону и сжимаю гладкую кожу пальцами.
— Я приезжал, — начинает оправдываться мудак на Г, но я с трудом различаю слова, потому что в воображении уже плывут картины, как я пробираюсь пальцами выше и вхожу в Бэмби пальцами, потому, черт возьми, прекрасно помню, что на ней нет белья. Присутствие бомбы Ни-ки явно превращает меня в извращенца. То я представляю как за нашим с ней сексом наблюдает плюшевый мишка, сделанный в КНР, а теперь вот у меня зубы сводит от того, как я хочу поиметь ее пальцами на глазах этого ничего не подозревающего дебила.
— Налью себе еще чай, — слышится глухое бормотание Бэмби, которая резко соскакивает со стула, выдирая колено из моих тисков. Она уже вовсю гремит чашками, а мои пальцы, как отброшенный хвост ящерицы, продолжают жить своей жизнью, продолжая гладить воздух.
Когда через минуту она грохает кружкой об стол, в оленячьей мордашке нет ни капли былого смущения, а в Блю-кюрасау глазах горит решимость.
— Думаю, тебе пора домой, Максим. Спасибо за заботу и за картошку фри.
В течение нескольких секунд мы как Волан де Морт и выживший мальчик херачим друг друга невидимыми палочками, после чего я принимаю стойкое мужское решение не доводить ситуацию до абсурда и поднимаюсь.
Треплю суслика по голове на прощанье, с трудом сдерживаясь, чтобы ненароком ее не свернуть, и демонстративно возвращаю на стул медведя. Пусть, блядь, приглядывает за ними.