— Проводишь? — подняв брови, целюсь в застывшую Ни- ку. По глазам вижу, не хочет, но ей придется. Потому что она по самые сиськи в долгах передо мной.

— Провожу, — цедит она с фальшивой улыбкой и, сделав глоток чая, следует за мной в прихожую.

Я нарочито медленно зашнуровываю кроссовки под сдавленное олениное рычание и когда, наконец, выпрямляюсь, встречаюсь с Ни- кой глазами. Даже похмелье и спутанные волосы ее нисколько не портят. Такая красивая, что захватывает дух. И сомнение выгрызает мою голову как голодный червяк яблоко: а вдруг когда я уйду, суслик, осознав какой он дебил, решит олененка трахнуть. От этой мысли ноги прирастают к месту, и я снова не хочу уходить.

— Ты, Кэп, кажется много о себе возомнил, — тихо шипит Бэмби. — Глеб мой парень, ясно? И ты не имеешь права устраивать подобные представления.

— Приди он тремя минутами позже, он бы застал представление гораздо фееричнее, — подмигиваю ей, от чего Ни-Ка еще больше свирепеет.

— Ты больше в жизни ко мне не притронешься, Годзилла похотливая, понял? И ролл Цезарь свой держи от меня подальше!

Постоянно меня провоцирует, дерзкая олениха. Просто, на хрен, измотала меня своими сверкающими глазищами, красивыми сиськами и поганым ртом.

— Достала ты меня, Бэмби, — хриплю, дергая ее за махровые полы халата. — Пиздец как.

Бэмби упирается острыми локтями мне в грудь, а я делаю то, о чем мечтал с того момента как впервые ее увидел: обхватываю ее рот и, раздвинув языком губы, пробую ее на вкус. Теплая мята, влажная мелисса и гладкий металл сережки. Теперь точно без шансов — я обязан познакомить ее рот с ЭмДжеем.

Бэмби на секунду превращается в соляной столб, после чего вжимается в мой возрождающийся стояк и, вцепившись руками в плечи, с тихим стоном проталкивает пирсинг глубоко мне в рот. Запрещенный прием, от которого электричество коробит в мозгу, а по позвоночнику током бьет горячая эйфория. Ее языку явно перепали танцевальные способности хозяйки, потому что через пару секунд такого баттла я едва ли не в большей боевой готовности, чем возле шкафа.

Прикусываю мягкую губу, чтобы унести с собой побольше ее вкуса и, придавив подошвой здравого смысла распухшую башку ЭмДжея, отстраняюсь. Надо заканчивать, потому что если продолжу и дальше, то и правда получится нечаянную кухонную фантазию в жизнь воплотить.

— Бросай этого официанта, Бэмби. Потом позвони мне, и обещаю, ты ни разу не пожалеешь.

— Что значит "ни разу"? — тяжело дыша, Бэмби шарит по моему лицу почерневшими глазищами.

— Значит, ни в пятый раз, ни в восьмой и не в десятый. — и это ни хрена не преувеличение, потому что я сутки с нее слезать не планирую.

Не удерживаюсь от этого, чтобы в последний раз сжать ее упругую задницу и, до хруста стиснув челюсти, выхожу за дверь.

Ника

Через несколько секунд после того, как дверь за Максимом захлопывается, и я убеждаюсь, что если сделаю шаг, то не рухну на пол от жесткого приступа тахикардии, я подхожу к зеркалу и с опаской оглядываю свое отражение. Боже, да я просто ведьма. Волосы влажные и спутанные, глаза безумные, а губы выглядят так словно их облюбовали злобные пчелы. Вот это, блин, похмельное воскресенье. И какого черта я вообще думаю? В прихожую мог в любой момент войти Глеб, а я языком своему шефу гланды шлифую. А я ведь себе тысячу раз говорила, что нужно держаться подальше от плохишей, а по итогу снова встреваю в любимое болото. Только это русско-американское болото глубиной в два метра и торчащей из него огромной корягой куда хуже, потому что до зубовного скрежета нравится мне и я, не думая, готова погрузиться в него с головой: подружиться с его лягушками, наглотаться тины, а из грязи и ила лепить куличики.