Мне показалось, что он облегченно вздохнул, но постарался этого не показать:
– Это хорошо, это ладненько. Вот и не зацепляйтесь. Выбачайце[7] уж, что я так вот откровенно, однако ж… Вы, конечно, боевой офицер, всю войну прошли, наградами не обижены, но по годочкам-то я вам в отцы гожусь. Вам двадцать первый будет?
– Двадцать второй.
– Невелика разница, – сказал он серьезно. – Кроме школы да войны и не видели жизни. Военный опыт – он серьезный, но все ж, может согласитесь, однобокий.
– Соглашусь, – сказал я.
– Вот это правильно. Неглупый вы человек, Рыгор Миколаич, другой, поглаже умом, в обиды бы пошел… Вот. А мне до полусотни всего-то четыре зимы, и жизнь я повидал со всех сторон и всяко. Понимаю: после всего военного вам, молодым, на всю катушку отдохнуть хочется, всех радостей жизни отпробовать, и желательно полной ложкой. Тем более что вам, в отличие от меня, скоро опять в полым с головой… Вот Катря, хозяйка ваша – молодая, красивая, вдовая и, что немаловажно, незатейливая, по мужскому плечу соскучилась. Неужто ж не зацепляет?
– Не без того, – признался я.
– И ладненько! Забудьте вы про Алесю, душевно вас прошу…
– Что, настолько уж батька суров?
– Да если бы… Уж вам-то что сурового батьки бояться – три года воюете, навидались, я так думаю, того и сего поопаснее суровых батек. И кабур у вас не пустой, и скорострелка на плече… Не в батьке дело, а в самой Алесе. Как бы вам… И слов‑то не подберешь. Путаная она. Божечки упаси, я не говорю, что гулящая или что похожее. Путаная, затейливая… Не стоит с такой связываться. Боком выйдет.
«А ведь ты что-то такое знаешь, – подумал я. – Но никогда не скажешь. Потому что местный до мозга костей, и это иногда во главе угла, а уж потом все остальное, синяя форма и наган в кобуре в том числе. А я чужак, сегодня здесь, а завтра за тридевять земель». Сам деревенский, иные нюансики крепенько понимаю, они везде одинаковы, давно убедился…
– Коли уж пошел откровенный мужской разговор… – сказал я, – и в отцы вы мне впрямь годились, и жизни повидали больше. Как на духу – у меня с Катрей и в самом деле, очень похоже, намечается. Может, даже уже сегодня решится, к тому идет… И не нужна мне Алеся, и не зацепляет она меня…
Он прямо-таки просиял:
– Преотлично все складывается, лучше не надо! Садитесь в люльку, Рыгор Миколаич, враз довезу до деревни, до самого Катриного дома. Что вам ноги бить, если вот они, три колеса и мотор…
…Наловленную нами рыбу чистила на кухне у Катри наша санинструктор Людочка. Катря этого просто не умела, в жизни не делала, они ж рыбу совершенно не ловили. Однако когда я ее позвал отпробовать с нами уху, отнекиваться не стала, наоборот, видно было, что ей интересно попробовать рыбы (она правда говорила, что в раннем-раннем детстве, смутно помнит, отец ловил рыбу, мать жарила. Но тут же добавила, что это могло и присниться – воспоминания из раннего детства не всегда правда, по себе знаю). И ничуть не протестовала, что Люда у нее на кухне этим занимается – и какое-то время с нескрываемым любопытством за Людой наблюдала – такое зрелище ей выпало впервые в жизни.