Тут силы изменили вдове, она всхлипнула, закрыла лицо руками, дочь поднесла ей воды и помогла сойти со свидетельского места.

Дальше вызвали, неизвестно зачем, близкого друга Пахомова, кинооператора, работавшего на всех его фильмах. Он рассказал, какой Василий Матвеевич был великий человек, сколько снял прекрасных картин и, главное, имел множество творческих планов, но жизнь его нелепо оборвалась по воле этого негодяя. Этот негодяй сидел понурив голову и старался не встречаться ни с кем взглядом.

Кинооператор разглагольствовал охотно и со вкусом, заткнуть его удалось с большим трудом.

Ирина вздохнула. Все же правило допрашивать первыми представителей потерпевших гуманно не только для потерпевших, но и для подсудимых. В пятницу старый хирург давал Фельдману прекрасную характеристику, но сегодня она уже забыта. Самоотверженного врача Семена Яковлевича заслонил образ прекрасного семьянина, великого художника и отличного человека Василия Матвеевича Пахомова.

После оператора вызвали профессора Велемирова. Этот упитанный человек в быту был, вероятно, внушителен и величав, но сейчас не скрывал своего раздражения, что его дергают в суд по столь ничтожному поводу.

– Ума не приложу, что вы от меня хотите, – заявил он, – Фельдман давно отчислен, и я не несу за него никакой ответственности.

– Вот об этом мы и хотим узнать, – сказала Ольга, – за что вы отчислили перспективного аспиранта?

Велемиров негодующе фыркнул:

– Перспективный, скажете тоже! В его собственном воображении если только!

– Однако же Семен Яковлевич справлялся с нагрузкой, вовремя и даже с опережением сдал кандидатский минимум, согласно плану представил обзор литературы, имел нужное количество публикаций, – перечисляла Ольга, – кроме того, активно выступал на Пироговском обществе, вы доверили ему вести занятия со студентами… Не вижу формальных поводов придраться к работе аспиранта Фельдмана.

– Вот это и плохо, что все у нас формально, для галочки, а в суть дела мы не смотрим, – Велемиров удрученно покачал головой, – к сожалению, документы не всегда отражают истинное положение дел, и я вам даже больше скажу: чем глупее и бесполезнее сотрудник, тем больше порядка у него в бумажках.

– Вот уж что правда, то правда, – буркнул Фельдман с места.

Ирина, с трудом сдержав улыбку, постучала ручкой по столу. Да, тут не возразишь. Когда человек в работе, в деле, то часто забывает про формальности, а у дурака везде подстелена соломка.

– В общем, Фельдман не представлял для кафедры никакой ценности, – заключил Велемиров.

– Как же так? – Ольга широко развела руками. – Не далее как в пятницу мы слышали совершенно другой отзыв от сотрудника Семена Яковлевича, в котором тот характеризовал его как прекрасного и незаменимого специалиста.

Велемиров фыркнул:

– Для сельской больнички – может быть. Но вы меня простите, чтобы заниматься наукой, нужно несколько больше, чем уметь вскрывать гнойники. Другой уровень, понимаете? А до него Фельдман недотягивал.

– Тем не менее вы отчислили его не за академическую неуспеваемость.

– Ну да, его пьяный дебош стал последней каплей.