У них свои интересы, свои жизни, и встречи становятся все реже, вызывая только светлую ностальгию по ушедшей юности.
Только муж с женой остаются всегда рядом, и боже мой, как глупо разрушать эту чудесную связь предательством и разводом!
Ирина крепче прижалась к Кириллу. Господи, да разве нужно заслуживать эту нежность и теплоту? Заискивать, доказывать, что достойна…
Кирилл много работает, берет левые заказы (о которых ей абсолютно ничего не известно), просто потому, что любит свою семью, и ему нравится, когда у них все есть. А сейчас, сидя с детьми, все делает по дому тоже потому, что ему приятно доставить ей удовольствие, а не для того, чтобы продемонстрировать, какой он идеальный муж, достойный любви и уважения.
Так и ей надо, жить в радости, а не так, будто она все время выступает на соревновании, а в голове сидят невидимые судьи, как в фигурном катании, и выставляют: готовка – пять и пять, уборка – четыре, стирка – четыре и пять, внешность – три…
– Я, пожалуй, еще запеканку на ужин сделаю, с изюмом, как вы любите, – сказала она, – хочется вас чем-то побаловать.
Так хорошо было дома, что, открыв глаза утром в понедельник, она изумилась: неужели она и есть тот самый человек, который радовался, что выйдет на работу? Кажется, сейчас все бы отдала, лишь бы остаться дома…
Проклиная рыболовную страсть Иванова с Табидзе и собственную уступчивость, Ирина поднялась с постели, мрачно попила кофейку, накормила Егорку завтраком, отвезла в школу и отправилась на работу, размышляя о том, что громкий процесс, зал набит творческой интеллигенцией, а она в той же самой одежде, что и на прошлом заседании. И прическу не успела сделать, затянула узел на затылке, забыв, какие у нее теперь щеки.
Придя на работу, она зашла в туалет, посмотрела в зеркало и ужаснулась. Больше всего она была похожа на купца из детских книжек, только усиков не хватало. «Ничего, Ирина Андреевна, еще вырастут, какие ваши годы!» – вздохнула она и достала расческу, хотя без фена и лака для волос тут ничего не исправишь.
Появилась Ольга Маркина, стала поправлять макияж, чуть пострадавший от ненастной погоды.
Подкрасила губы, сложила их бутончиком, потом растянула в улыбке, открыв белые крепкие зубы. Она отражалась в зеркале рядом с Ириной, как эталон, заставляя еще сильнее почувствовать свое убожество.
– Хотите, помогу? – вдруг спросила Ольга. – Причешу вас?
– Даже не знаю…
– Не бойтесь. Долгая практика начесов в пионерском лагере, руки, как говорится, помнят.
Ирина пожала плечами, а Ольга усадила ее на маленькую банкетку, стоящую в углу. Что действительно хорошо было на работе, так это туалет. Большой, просторный, а поскольку коллектив в основном мужской, то обычно тут свободно.
Ольга энергично заработала расческой.
– Знаете, реально хочется дать ему условно, – сказала Ирина, – как подумаешь, что целый район остался без врача…
– Да я бы не возражала, – вдруг выпалила Ольга.
– Вы серьезно?
– Возможно, это самый правильный выход был бы, но вы понимаете, что требовать я такое не могу.
– А я назначить, знаете ли, тоже… Это нужно какое-то очень веское обстоятельство.