К счастью, опасения ее оказались напрасны, людям было не до нее. Они наперебой, будто на поминках, выражали соболезнования вдове, выпендривались перед журналистами, а поскольку Полина держалась в тени, ее никто не заметил.

Немножко было неловко, когда проверяли явку свидетелей, но в фокусе всеобщего внимания она оказалась лишь на секунду, а потом ее выдворили из зала, и девушка-секретарь сказала, что сегодня точно не вызовут и до понедельника Полина может быть свободна.

Она сразу уехала домой.

Суд произвел на Полину тяжелое впечатление. Интересно, есть ли среди всей этой толпы хоть один, что искренне переживает утрату? Дочка только если, да и то вряд ли, Василий Матвеевич был не очень внимательным отцом. У жены все силы наверняка уходят на удержание скорбной мины, а ей хочется ликовать и радоваться. Друзья и соратники алчно потирают ручки – умер мастодонт киноискусства, освободив территорию, которую срочно надо поделить.

Только вовсе не это вызывало тоску. Мучителен был вид подсудимого Фельдмана, именно воспоминание о нем не давало Полине покоя. Перед началом заседания к нему подошла женщина, такая же щуплая, как он, и такой же бледно-рыжей масти, наверное, сестра или тетка. Она очень напомнила Полине Наталью Моисеевну, и воспоминание оказалось тяжелым.

Женщина выглядела ужасно: истощенная, осунувшаяся, она суетливо гладила Фельдмана по руке, пока конвоир ее не прогнал. Тогда она съежилась в уголке в первом ряду, поближе к скамье подсудимых, и стала плакать, а остальные демонстративно обходили ее по широкой дуге и не садились рядом, хоть зал был битком набит. Только старый врач ее поддержал.

Полина вдруг почувствовала, что тоже хочет сесть возле этой женщины, но понимала, что та воспримет это как оскорбление. Ведь ничего бы не случилось, если бы не Полина.

То есть абсолютно ничего.

В суде Полина эту мысль прогнала, а дома не удалось, и она почувствовала себя будто голой на морозе.

Комок Зла завозился, запищал, и Полина поскорее отнесла его в туалет, где устроила лоток из старой фотографической кюветы.

«Да ну, ни в чем я не виновата! – отмахнулась она. – Если это у него в крови, так грохнул бы он кого-нибудь другого рано или поздно! Человек просто не умеет держать себя в руках, при чем тут я?»

Но противный внутренний голос шептал, что очень даже при чем. Если бы не она, то Наталья Моисеевна до сих пор работала бы редактором, а Семен – учился в аспирантуре, и эта его тетя или сестра тоже была бы счастлива и довольна жизнью.

Полина пыталась возражать этому голосу, что она все делала правильно, всего лишь защищалась и воздавала по заслугам. Она никого не обидела просто так, из прихоти, и вообще… Никто не заставлял Наталью Моисеевну увольняться в ответ на справедливую критику Полины. Чуть-чуть резковатую, может быть, но только чуть-чуть.

Или она должна была проглотить оскорбления пьяного Семена? С чего бы вдруг?

Нет, она ни в чем не виновата ни перед кем.

Полина легла на диван. Галопом примчался Комок Зла, его всегда переполняла энергия после того, как сходит в туалет.