– Я не знаю, имею ли право говорить публично, после того как Сеня запретил. Может, я его спасу, а он не хочет, чтобы его спасали такой ценой. Ольга Ильинична, я правда не знаю, что делать.
Ольга пожала плечами:
– Разговорчики в подворотне его точно не спасут. Если вы хотите дать официальные показания, вам нужно было идти к следователю…
– Я была.
– И?
– И Семен решил, что лучше пусть будет так, что я не была.
Ольга вздохнула. Ей было жаль эту женщину. Дилемма непростая – сделать так, как я считаю лучше для тебя, или пассивно смотреть, как близкий человек себя губит.
– А ваши показания докажут, что Пахомова убил кто-то другой? – мягко спросила она.
Женщина отрицательно покачала головой:
– Нет, я знаю, что это сделал он.
– Тогда вам лучше исполнить волю вашего товарища. Что бы там у вас ни было, а Семен Яковлевич свое получит. Я вам по секрету скажу, что и так много факторов в его пользу, и я не собираюсь настаивать на максимальном наказании.
Ольга улыбнулась и собралась идти дальше к метро, по возможности одна. Не нужен ей новый свидетель, не заявленный на суд и вообще никак не отмеченный в уголовном деле. Это лишние бумаги, волокита, ну к черту… А если вдруг тетка сообщит что-то реально важное, что перевернет всю концепцию обвинения? Это что ж, на доследование отправлять? И кто получит по мозгам за это? Следователь, конечно, но и ей тоже прилетит. Нет, срывать покровы с тайны нужно до определенного предела.
Получит Фельдман семь лет, освободится через четыре с половиной. Меньше времени потратит на искупление вины, чем в институте учился.
Женщина вдруг заступила ей дорогу:
– Он поехал к Пахомову, потому что я сказала ему, за что моего мужа перевели в участковые.
– Что, простите?
– Мой муж Феликс Константинович Волков, – сказала женщина с нажимом, – вы его не знаете?
Ольга покачала головой.
– Ну так узнайте у своих товарищей, за что его перевели из оперов в участковые, только аккуратно. Не каждый вам расскажет правду.
Ольга поежилась. Похоже, женщина действительно сошла с ума. За что перевели?
Пил беспробудно, да и все, и только параноики видят в этом мировые заговоры и страшные тайны. Может, она и Фельдмана-то не знает, а просто ходит в суд и привязывается ко всем подряд.
Она поскорее вышла из арки на людную улицу. Женщина сказала: «Всего хорошего, в понедельник увидимся!» – и быстро перешла на другую сторону.
Ольга поспешила домой.
Муж встретил ее мрачный и насупленный. Давно уже она не удостаивалась столь грозного приема.
Быстро стянув промокшие сапоги, Ольга в одних чулках побежала в комнату – скорее переодеться в пижамку и натянуть любимые шерстяные носочки.
– Следы же остаются, а мне потом натирать! – буркнул муж, но ей было все равно.
Сам виноват, не захотел покрывать паркет лаком, пусть возится теперь с мастикой.
Ольга и сама любила иногда привязать к ступне специальную щетку и скользить по полу, глядя, как он под ее ногами становится гладким и блестящим, но вообще полотер – мужская профессия.
Переодевшись и умывшись, она нырнула под плед и попросила мужа принести чайку. Обычно он с удовольствием выполнял такую просьбу, а сегодня не стал.