– Ну что же… – сказал Ахиллес. – Поступим так. Доктора отправьте в гостиную, пусть там ожидает. И приглашайте остальных сюда по очереди. Сначала Сидельникова, потом хозяйку, кухарку… как ее, Марфа?

– Марфа.

– Ее. И напоследок служанку. Как только очередной… или очередная отсюда выйдут, препровождайте их в гостиную, пусть все там и сидят И чтобы никто отсюда не выходил. Займите пост в коридоре так, чтобы и возле моей двери стояли, и дверь в гостиную видели.

– Понял. А насчет дворника Фомы как? Он у себя таки сидит, вид будто со страшного похмелья.

– Будто?

– Да вот так оно выглядит. И языком плохо ворочает, и весь вид как у похмельного, вот только перегаром что-то ничегошеньки не пахнет. И ведь с Дуней, со служанкой, та же история: выглядит так, будто вчера штоф выдула. Только и от нее перегаром не пахнет. Да и как ухитрилась бы вдрызг напиться при хозяйке в доме? Словно им чего подлили или подсыпали. Случалось мне на прошлой ярмарке показания снимать с двух купчиков, которым «кошки» дурмана подлили, а потом очнулись оба под заборами, с пустыми карманами, так вот, вид у них был в точности такой же… – В его голосе явственно обозначился служебный азарт: – Господин подпоручик, что, сдвинулось дело?

– Да вот похоже на то… – сказал Ахиллес. – Ну, я не гордый, я к этому Фоме и сам зайду, мне все равно еще во дворе осмотреться нужно будет.

Околоточный придвинулся ближе, понизил голос до шепота:

– Господин подпоручик, а стекла-то…

– Тс! – ответил Ахиллес так же тихо. – Всему свое время. Сам прекрасно вижу… Идите, зовите Сидельникова.

Он поднял два стула и поместил их по разные стороны стола. Чуть подумав, распахнул одну из створок окна. Купцы большей частью таких створок не признавали, оконные рамы заделывали намертво и форточек не устраивали. Однако покойный Сабашников-младший, без сомнения, придерживался более современных взглядов и не хотел превращать свою комнату в подобие герметичного сосуда. И курил, конечно, – на столике у кровати большая медная пепельница в форме листа неизвестного дерева, очень может быть, и не существующего в природе. О ней, сразу видно, тоже заботились, регулярно чистили – ни крупинки зеленой окиси. Перенесши ее на стол, Ахиллес принялся набивать трубку. Сидельников вошел прежде, чем он закончил. Молча показав ему на стул, Ахиллес примял табак в трубке большим пальцем, достал спички, сказал:

– Хозяйка, думаю, не обидится, если я здесь подымлю немного…

– Никоим образом, – легонько усмехнулся Сидельников. – Ульяна Игнатьевна и сама курит.

Ахиллес был несколько удивлен – несмотря на эмансипацию и прочие прогрессивные новшества, купцы старшего поколения, возраста Сабашникова или Пожарова, этих новшеств в семейном быту не признавали. Курящая купчиха при таком муже – явление редкое…

Видимо, Сидельников его удивление усмотрел. С той же легкой улыбкой пояснил:

– Ульяна Игнатьевна, если вам угодно знать, происходит не из купечества. Дочь отставного ныне обер-офицера[28], Женский институт[29] в Казани закончила. Современных взглядов женщина. С институтками, может, знаете, господин подпоручик, оборачивается по-разному…