– Нет, благодарю, – отрицательно покачал головой незнакомец, усаживаясь. – Вот закурил бы я, с вашего позволения, охотно. У вас, я вижу, пепельница полна окурков, следовательно…

Цепкий взгляд незнакомца на пару секунд задержался на пепельнице, и у Ахиллеса осталось впечатление, что он моментально высмотрел среди мужских окурков женские: большая часть – толстые – турецкие папиросы Ахиллеса, и среди них – три пахитоски Ванды, гораздо более тонкие.

Портсигар незнакомца опять-таки работал на образ – серебряный, излишне массивный, верхняя крышка, как у многих, покрыта всевозможными золотыми украшениями – вот только наляпаны они так густо, что крышка напоминает черепаший панцирь и серебра практически не видно. Браунинг не в кармане, а в ящике стола, далековато. Ладно, в случае неприятных сюрпризов, будем надеяться, удастся обойтись джиу-джитсу…

– Позвольте представиться, – сказал незнакомец. – Коллежский асессор[131] Петр Нилович Никодимов, инспектор Московской сыскной полиции. Вот моя карточка, если угодно.

Ахиллес никогда в жизни не видел карточек сыскной полиции, но поданная ему Никодимовым выглядела внушительно: сверху напечатано «Департамент полиции», пониже «Московская сыскная полиция». А далее вперемежку: «сим удостоверяется» (печатно) «Петр Нилович Никодимов» (каллиграфически чернилами) «действительно есть» (печатно) «инспектор Московской сыскной полиции» (каллиграфически чернилами) Правитель канцелярии» (печатно), витиеватая неразборчивая подпись, печать, в правом верхнем углу вклеена маленькая фотография Никодимова, скрепленная второй печатью, поменьше: часть ее на фотографии, часть на карточке.

Когда Ахиллес вернул карточку, Никодимов любезно сказал:

– Если у вас есть какие-то сомнения, мою личность могут удостоверить в самбарской сыскной полиции и в канцелярии полицеймейстера. Мы могли бы проехать туда, если вы видите в этом необходимость… Здесь неподалеку у меня экипаж…

– Не будем чрезмерно усложнять ситуацию, – усмехнулся Ахиллес. – Я впервые в жизни вижу такую карточку… но смотрится она убедительно. Поверю вам на слово… еще и оттого, что решительно не представляю, зачем бы ко мне заявляться самозванцу с поддельным документом. Впрочем, я и решительно не представляю, зачем я понадобился настоящему чину сыскной полиции… Да еще не местной, а московской.

Если это как-то связано с его расследованиями по делам Сабашникова и Тучина и сыскной полиции понадобились какие-то его показания, отчего этот Никодимов одет как попугай?

Ахиллес сказал суховато:

– Слушаю вас.

Никодимов сказал вполне дружелюбно, словно и не заметил этой сухости:

– Дело у меня к вам действительно серьезное и важное, но может быть изложено в одной фразе. Ахиллес Петрович, я вам предлагаю перейти на службу в Московскую сыскную полицию.

Сказать, что Ахиллес был поражен – значит, ничего не сказать…

– Разумеется, я делаю это предложение не от своего имени, а с санкции начальства, – невозмутимо продолжал Никодимов. – Если желаете, мы можем проехать на полицейский телеграф, и вы пообщаетесь с одним из наших начальников.