Тате стало легче. Не так тяжело дышать. Кто-то ведь должен ответить или, как говорят, заплатить.

Оставалось – подготовиться к мщению.

Это оказалось не сложно: достать канистру, купить бензин на бензоколонке, подготовить факел – палка и пакля, дождаться темноты. Взять такси и доехать до места.

На подготовку ушло три дня. Тата поняла, что тянуть нельзя, иначе она может передумать. Концентрация ненависти убывала. Ненависти могло не хватить на действие.

Тата шла к стоянке такси, как учила ее мама Таня: левой – правой… В руке был факел, как пика у Дон Кихота. А в другой руке канистра с бензином. Довольно тяжелая.

Тата доехала до места. Отпустила такси, зачем ей свидетели?

Калитка закрывалась на веревочную петлю. Откинула петлю. Прошла от калитки к дому.

Заглянула в окно.

Семейство Гарика в полном составе, включая жену, сына и тещу, сидело за столом. Пили чай.

Над столом – круглый желтый абажур, который Тата ни за что не хотела менять на люстру. А теперь он светит другим. А Тата стоит вне дома, как нищенка. Нищенка с канистрой. Это уже не бедная попрошайка, это – террористка. Мститель.

Створка окна была приоткрыта, и в стекле, как в зеркале, Тата неожиданно увидела свое отражение. Ужаснулась. В стекле отразилась ведьма с висящими волосами. Где прежняя Тата – ясная, улыбчивая? Стояло исчадие ада. Неужели злоба может так исказить человека? Но ведь это не просто злоба. Это благородный гнев, ярость очистительная.

Тата отвинтила крышку канистры. Плеснула, но неудачно. Попала себе на туфли и на юбку.

Хотелось скорее закончить, поставить точку. Вытащила из кармана коробок спичек. Чиркнула. Бросила.

Загорелся не дом, а ее туфли. Огонь опалил ноги, перекинулся на юбку. Хотелось закричать, но сдержалась. Подумала: лучше так…

Исчадие ада, которое отразилось в окне, – не для жизни. Такое надо жечь. Утопить в геенне огненной.

Семья Гарика почувствовала запах бензина. Сунулись в окно.

В темноте по земле катался огненный шар.

Что это такое? Шаровая молния? Но молния маленькая и круглая, величиной с футбольный мяч. А это что-то большое, бесформенное.

Гарик первым все понял. Выскочил прямо в окно. Снял с себя пиджак, стал сбивать с Таты огонь.

Жена и теща выкинули в окно одеяло. Гарик накрыл Тату одеялом. Лег сверху, чтобы сбить остатки огня, перекрыть доступ кислорода.

Вызвали скорую. Стали ждать.

– Что это было? – спросила теща.

– Самосожжение, – сказал Гарик. – Знак протеста.

– Дурак ты, Игорь, – заметила жена. – Она хотела нас поджечь, а не себя.

– Почему же не подожгла? – спросила теща.

– Не сумела. У нее не получилось, – объяснила жена.

– Не хочу я эту дачу, – мрачно сказал Гарик. – Не буду я здесь жить.

Скорая увезла Тату в ближайшую больницу. Оттуда ее переправили в ожоговый центр. Все случившееся Тата объяснила как несчастный случай: хотела поставить в гараж запасы бензина, но…

Понадобилась пересадка кожи.

Понадобилось терпение. Тата буквально плыла в море боли.

Ей кололи снотворное. Она спала и просыпалась и не понимала: день сейчас или ночь? И сколько времени прошло? Неделя? Месяц?

Постепенно боль притупилась. Можно было думать о чем-то еще.