Тата молчала. Бог послал этого Гарика. А скорее всего, не Бог, а Филипп. Спасибо, сынок.

– Продает, – отозвалась Тата.

– Кто?

– Я.

– Почем?

– Сто тысяч рублей.

– Чего? Я сам столько не стою.

– Ты, может, и не стоишь. А дача – настоящая, помещичья. И полгектара земли.

– Я подумаю, – сказал Гарик.

– И я подумаю. Дай мне твой телефон.

Тата положила трубку.

Оделась и пошла на прогулку, вместе с Филиппом.

Филипп сказал: «Правильно. Обрубай канаты и уходи в плаванье».

Филипп говорил не голосом. У него не было голосовых связок. Общение было телепатическое, как с инопланетянином.

Тата исходила здесь всю округу и хорошо знала окрестности. Ноги привели ее в церковь.

Батюшка – молодой и толстый, смотрел на Тату ясным взором. У него было удивительно спокойное лицо.

– У меня умер молодой сын, – сказала Тата. – Почему? Где был твой Бог, который это допустил?

– Надо спрашивать не «почему», а «зачем».

«Глупости, – подумала Тата. – Какая разница: почему или зачем?»

В церкви перед иконами горели тонкие свечки. Пахло воском. Было душно. Довольно пусто.

Несколько одиноких старух, которым больше не на что надеяться, кроме как на Бога. Бог нужен слабым. А сильные рассчитывают на себя.

Тата вышла на свежий воздух. Стало ясно, что без дачи она не проживет. Если она продаст, то останется без свежего воздуха и без родового гнезда. А если оставит все как есть – надо будет делиться с Лежанкиной. При разводе Саша оттянет половину. А если развода не будет – придется жить во вранье и грязи. Самое отвратительное то, что Саша привел Лежанкину на их брачное ложе. Они прелюбодействовали не в гараже, не в парадном на подоконнике, а прямо в ее постели, на ее простынях. И как давно это продолжается?

Тата остановилась. Ее буквально ошпарило. Всегда. Все эти десять лет, которые Филипп болел и сражался за жизнь.

Тата вспомнила мажущие взгляды, которыми Саша обменивался с Лежанкиной еще на заре туманной юности, когда они собирались за праздничным столом. И эти пироги – не что иное, как подкармливание и приманка.

Решение найдено: она продаст дачу, но не полностью. Оставит себе одну комнату. Ей хватит. Таким образом она отсечет сладкую парочку и сохранит себе частичку родового гнезда.

Вечером позвонил Гарик:

– Я хочу с тобой поторговаться. Моя цена – семьдесят тысяч, тридцать процентов скидки. Тебе же приятно продать знакомым, а не кому попало. На даче будут жить порядочные люди, а не спекулянты, барыги поганые.

– Я готова продать за семьдесят тысяч при условии, что ты оставишь мне одну комнату на первом этаже.

– Я согласен, – с готовностью отозвался Гарик.

– Значит, договорились…

Тата ничего не сказала мужу. Да и некому говорить. Он уехал на какие-то сборы, то ли спортивные, то ли военные. Тата не поняла. Подозревала, что ни то ни другое. А третье. Сборы с Лежанкиной на ее территории. Или на нейтральной. Тате было все равно. Муж исчез из ее жизни, и где он пребывал физически – не имело значения.

В выходные Тата поехала к матери.

Мама Таня постарела телом, но не умом.

– Меня Сашка предал, – сказала Тата. – Что делать?

– Жить, – ответила мама.