Эльза взглянула на него удивленно.
— Да. Но какое отношение…
— А что вы ему ответили?
Эльза засмеялась:
— Что я могла ответить? Мередит — после Эмиса! Смешно и глупо. Он всегда был глуп.
— Разве?
— Он хотел, видите ли, защищать меня. Он, как и другие, думал, что процесс был для меня пыткой. Репортеры! Орущая толпа! Грязь, которую бросали мне в лицо! — Она опять засмеялась: — Бедный Мередит!
И снова Эркюль Пуаро стоит перед мисс Уиллиамс, смотрит в ее строгие серые глаза и чувствует себя школьником. Он спрашивает ее, тщательно подбирая слова:
— Не знаете ли вы, чем Каролина Крэль ударила в детстве свою сестру Анджелу? Пресс-папье?
— Да.
— А кто вам об этом рассказывал?
— Сама Анджела.
— В какой форме?
— Она показала мне свою щеку и сказала: «Это сделала Карлина, когда я была совсем маленькой. Она бросила в меня пресс-папье. Никогда не напоминайте ей об этом, потому что это ее страшно мучит».
— А сама миссис Крэль говорила вам об этом?
— Только вскользь. Подразумевалось, что я уже знаю. Помню, как она однажды сказала: «Вы, наверное, осуждаете меня за то, что я балую Анджелу. Я хочу хоть чем-нибудь искупить свою вину перед ней». А в другой раз она сказала: «Что может быть тяжелее сознания, что ты сделал человека несчастным на всю жизнь?»
— Благодарю вас, мисс Уиллиамс. Это все, о чем я хотел вас спросить.
У дома Анджелы на Риджент-парк Пуаро замедлил шаг. В сущности, ему не о чем было ее спрашивать. Но страсть к симметрии и гармонии не позволила ему миновать ее дом. Пять человек — следовательно, пять вопросов, и не меньше.
Анджела Уоррен встретила его с плохо скрытым нетерпением:
— Есть новости?
Пуаро закивал головой, как китайская кукла.
— Не теряю надежды, — сказал он.
— Филип Блейк? — Интонация была средней между вопросительной и утвердительной.
— Я пока ничего не могу сказать, мадемуазель. Еще не время. Я хочу только просить вас приехать в Хэнд-кросс, к мистеру Мередиту Блейку. Остальные уже дали свое согласие.
— Хорошо, я приеду, — согласилась Анджела. — Интересно будет увидеть всех снова.
— И, пожалуйста, захватите с собой письмо, которое вы мне показывали.
Анджела Уоррен нахмурилась.
— Это письмо интимного характера. Я показала его только вам. Мне не хотелось бы давать его в руки чужим и неприятным мне людям.
— Оно имеет чрезвычайно большое значение.
— Ну, хорошо. Я возьму его с собой.
— Вы разрешите мне задать вам один маленький вопрос?
— Да.
— В то лето, незадолго до трагедии, не прочли ли вы биографию художника Гогена?
Она посмотрела на него с откровенным любопытством.
— Кажется, да. — Она подумала. — Да, вы правы. Как вы узнали? Кто вам сказал?
— Никто.
Эпилог
Лаборатория в поместье Хэндкросс была залита лучами вечернего солнца. Она была прибрана, в нее внесли дизан и несколько кресел, но это не прибавило ей уюта, а только подчеркнуло ее унылый, заброшенный вид.
Мередит Блейк, застенчиво поглаживая усы, — беседовал с Карлой Лемаршан.
— Как вы похожи на нее, дорогая. — У него дрогнул голос. — И в то же время — непохожи.
— В чем я похожа на нее и в чем — нет? — спросила Карла.
— У вас тот же цвет волос и глаз, та же походка, улыбка. Но вы более, как бы сказать, более реальная, более осязаемая, чем была она.