— У тебя такое уже бывало? — Спросила Полина, которая все никак не могла отойти от пережитого ужаса.

— Да, нет, вроде, — пожал плечами Вадим. Ситуация казалась совершенно идиотской. С ним такого действительно никогда не происходило. Напротив, даже в те времена, когда был молод и «здоров дрыхнуть», спал он на удивление мало и просыпался легко и сразу. А так, чтобы лежать колодой и не реагировать на многочисленные попытки — а он уже вполне представлял себе и характер и интенсивность этих попыток — такого, как полагал он еще вчера, с ним и вообще случиться не могло. Однако случилось. И что это должно было означать?

— У тебя глазные яблоки двигались, — сказала Полина, все это время не отрывавшая от Реутова глаз, как будто боялась, что отведи она взгляд хоть на мгновение, он тут же опять в спячку впадет. — И пульс временами скакал. Пару раз было чуть ли не под двести!

«БДГ[148]?» — удивился Вадим.

— И как долго? — спросил он вслух.

— Так почти все время! — Выпалила Полина, так всплеснув руками, что чуть не посбрасывала со стола чашки и принесенные Лилей нехитрые яства.

— Так не бывает, — автоматически возразил Реутов. — Стадии сна с быстрым движением глаз очень короткие…

— Вообще-то это даже я знаю, — успокаивающе улыбнулась Лили, возвращая на место пакет с беляшами. — Но у тебя, Вадик, это чуть ли не часами длилось.

— Ничего не помню, — он и в самом деле ничего такого не помнил, хотя по идее при БДГ должен был видеть сны.

— Запишем в странности, — предложил Давид, разливавший чай. — Одной больше, одной меньше, какая разница? Твоя история болезни, mon ami[149], от этого не сильно изменится. Или я не прав?

— Прав, — вынужден был согласиться Реутов. — Но мне очень не хотелось бы ненароком уснуть в неподходящем месте в неподходящее время. Je suis claire je m'exprime?[150]

— Il est très clair[151], - усмехнулся Давид, возвращая чайник на место. — Mais une fois est seulement une fois[152].

— Et quel est votre passé en Français?[153] — удивленно подняла брови Полина. — Я по-франкски тоже умею, но все-таки как-то странно.

— Да так как-то, — пожал плечами Давид. — Само по себе вышло.

«История болезни… — рассеянно повторил про себя Реутов. — История… Сны…»

Картинка появилась перед глазами так резко, что он даже вздрогнул, увидев перед собой, как наяву, светло-желтую картонную папку со стандартной шапкой — номер, серия, дата начала эксперимента — но с прочерками в графе ФИО. Только в верхнем правом углу обложки была поставлена крупная цифра «6», жирно выведенная синим цветным карандашом.

«История…»

Папка открылась, демонстрируя Реутову первую страницу записей, начинавшихся с даты: 18.04.62.

— Ты в порядке? — Голос Давида взорвал наваждение, «картинка» исчезла, оставив по себе лишь мельтяшню цветных пятен перед глазами, гул в ушах и холодный пот, струйками стекавший по лбу и спине.

— Я… — Реутов споткнулся, ощущая чудовищную сухость во рту и потянулся к чашке. — Я…

Он залпом, едва ли ощущая температуру кипятка, выпил чай и затряс головой, пытаясь избавиться от ощущения разворошенного муравейника там, где должен был находиться лишенный нервных окончаний, а значит и ничего не ощущающий мозг.