Завершив лекцию и вроде уговорив, а если «по-партийному» – сагитировав, я перекусил в местной столовой и к вечеру перебрался в Енисейск – древний городок на левом, низком берегу Енисея.

Рассвело очень рано – в тех местах ночи почти нет.

Умывался, внутренне готовя себя к встрече с «активом»: «Ну и что, что не очень верю сам? Просто скажу то, что должен. Сделаю вид, что убедил, а они сделают вид, что убедились и готовы и дальше идти за “руководящей и направляющей”».

Час позора с известным результатом.

На стене двухканальный радиоприёмник пробил боем курантов шесть утра. Затем гимном ознаменовал: в часовом поясе начало нового трудового дня.

Я смотрел из окна гостиницы на чей-то огород с цветущей картофельной ботвой и слушал новости – одни на всю страну. Вещал голос, стремившийся своим тембром и интонациями к легендарному диктору Левитану. Каждое утро по одному и тому же сценарию: о жизни Родины, о вестях с полей, о триумфально прошедших гастролях или о новых прокатных станах. О погоде в разных уголках страны…

Но в тот день программа началась с сенсационной новости: «Михаил Сергеевич Горбачёв вчера, выступая перед рабочими, поддержал предложение об исключении из Конституции Советского Союза шестой статьи».

Прогноз погоды я уже не слушал.

Первая «ракета»[5] из Енисейска в Красноярск уходила около семи утра. Чтобы успеть на неё, я побежал как в том рассказе юмориста – «огородами, огородами». И всю дорогу спрашивал себя: «Неужели и раньше было так же? И они там, наверху, сами ни во что уже не верили?» Да, мы – на стройках, на заводах, на буровых, в колхозах и совхозах – этого не знали.

Это был день, когда закончилась вера в крепость и силу правительства. Но даже предположить тогда не могли, до чего очень скоро доведут страну этими ежедневными, как сейчас бы сказали, разнонаправленными решениями.

Страна проваливалась в начало 90-х. В нищету и хаос. И в лихорадочное веселье. Миллионы людей не понимали, как жить дальше. Некоторые союзные республики уже говорили о независимости, начинались войны.

С небольшой группой пассажиров я погрузился на теплоход. Занял место на корме. На пустынном берегу, у самой воды, сидела собака и смотрела на Енисей. Наверное, ждала хозяина. «Ракета» отчалила от бело-голубого дебаркадера. Затем набрала скорость, приподнялась над водой и пошла вверх по течению.

Михаил Сергеевич Горбачёв сказал с трибуны, что всё, хватит помогать селу, больше никто не будет ездить на картошку, убирать овощи, промышленность будет заниматься своим делом, строители будут строить, заводы будут производить свою продукцию. А если селяне не хотят работать или не справляются – должны рассчитываться с промышленностью на договорной основе.

Я собрал промышленность, собрал селян и говорю: «Такая у нас теперь сказочная счастливая жизнь наступила, будем мы теперь вот в таких отношениях». Глаза у селян квадратные, у заводчан счастливые. Кое-как договорились.

Через двое суток, ночью, приходит телеграмма-шифровка: «Под вашу личную ответственность как партийного руководителя. Немедленно приступить к уборочной кампании с привлечением всех возможных сил и средств, предприятий, строек, коллективов».