Были у нас и большие походы к дальним петроглифам – на лошадях. Это первые познания верховой езды. И тогда уже мы говорили нашим старшим:

– Ты чего так нарядился? Пойдём спокойно, но без сёдел, так что штаны-то надень.

– Да ладно, у меня вот шорты.

Замечу, не «бермуды» длинные, как сейчас. А обычные короткие шорты, чаще даже купальные плавки. Конечно, через три-четыре часа езды он сползал с коня, у него фактически не было кожи на внутренней поверхности бёдер. Зато были стоны, которые оглашали округу.

Это была жизнь, это была ежедневная практика и для нас, и для них.

Врачей не было, хотя были такие специалисты-антропологи, которые определяли по останкам в раскопе пол человека, в каком возрасте умер, чем болел или не болел. Они нам тоже пытались много интересного рассказывать, но я мало что запомнил. Но хорошо запомнил, что антропологами были молодые симпатичные девушки, которые уходили подальше от нашего палаточного лагеря, ложились загорать. А мы вместе с нашими старшими наставниками-студентами ставили нивелир – прибор, который приближал картинку, но при одном-единственном минусе. В нём всё было вверх ногами. Однако это была сущая мелочь.

Естественно, мы работали и в раскопах. Скифские захоронения – это глубина четыре, иногда даже шесть метров. Те, кто был наверху, загорали в плавках и в резиновых сапогах, а те, кто корпел по нескольку часов внизу, – сидели в валенках и полушубках. Но им все завидовали. Потому что они «копали, копали и докопали до клада» – кисточками бережно снимали слои, очищали артефакты. На острие археологической науки, так сказать.

Нам же чаще доставались груды камней, которые нужно убрать вручную. А самое неприятное – под этими камнями были осиные гнёзда, дикие осы. И мы, растревожив их, бежали прятаться в реку, холодную даже в разгар лета, поскольку течёт с ледников.

Кроме ос – змеи. Но к этому привыкали, это была повседневная жизнь лагеря – вышел из палатки, на общем столе – завтрак. Большая тарелка сливочного масла, таз с варёными яйцами и такой же таз со свежими лепёшками. Если совсем удачный день – какао! Сам стол – и обеденный, и теннисный, в зависимости от времени.

После сидения в реке периодически кто-то заболевал. Но был один персонаж, у которого постоянно вскакивал чирей то там, то тут, но обычно сразу несколько. И вот включались медики. Те самые, что главным образом антропологи. Ни до ни после я не видел, чтобы так лечили. Бралась обычная бутылка, горлышко протиралось спиртом, кожа тоже. На чирей ставилось горлышко, а по дну били со всего маху! Чирей просто выбивало наружу. Жёстко. Но с учётом полевых условий и невыносимых мучений – эффективно и своевременно.

В какой-то из сезонов перед самым началом учебного года пришло наводнение. И мы не могли выбраться. Это не сейчас – вертолёт, эвакуация. Конец сезона, есть уже практически нечего. Я до сих пор терпеть не могу консервированный виноград. И манку. Больше в лагере есть у нас было нечего. Рыбачить бесполезно – наводнение, вода мутная, сетей нет, пару раз поймали налима.

А были ребята, которых сейчас бы назвали «из блатных». Один – Сева, сын начальника экспедиции Александра Даниловича Грача. С ним был его друг, Андрей, оба примерно мои ровесники. Хорошие ребята, с таким естественным столичным гонором, но совершенно умеренным. Общались мы на равных, уровень образования в стране нам тогда это позволял, их преимуществом было только то, что они могли пойти в театр и в музей, могли слушать и видеть, а у нас такой возможности не было. У нас был один канал на телевидении, чёрно-белый, ещё не было Юрия Сенкевича, ещё не было Николая Дроздова, ещё не было даже Элеоноры Беляевой с её «Музыкальным киоском».