А у нас всё время что-то запускалось, перекрывалось, река какая-нибудь, – и приезжало сразу много известных людей, от космонавтов и спортсменов до народных артистов и композиторов. Мы их всех знали и очень любили. Они, казалось, с одной стороны, очень близкие, а с другой – от них веяло величием. От Яна Френкеля того же, даже по его габаритам.

На наши стройки приезжали работать иностранцы. Сами по себе – люди своеобразные. Особенно те иностранцы, которые знали русский язык и только-только сталкивались с советской действительностью. Они задавали вопросы, которые тогда нам казались просто идиотскими.

Были японцы, и среди них своеобразный парень – всё время интересовался разными вещами. Тогда строили большой цех и монтировали японское оборудование. Как-то мы переезжали из одного цеха в другой на попутном ЗИЛке. А у японцев были велосипеды, они крутили педали и никак не могли понять, почему мы ездим на машине, это же так просто – сел и доехал.

Но надо понимать и вот ещё что – на этом же велосипеде тебе нужно было ехать домой. Если оставить его в цеху, можно многого недосчитаться, а то и всего велосипеда в целом. В то же время японец нас удивлял – вроде бы и не на машине, но везде на своём велосипеде успевал.

Однажды мы с ним сидели пили чай, и он на вполне сносном русском, хоть и с большим акцентом, говорит:

– Я-то видел, у вас большой план, личный план вашей бригады на соревнование. Там несколько пунктов написано, они меня невероятно заинтересовали! Например, написано, что вы обязуетесь экономить полторы тысячи штук кирпича. Это значит, что вы их не положите в стенку? Значит, стенка будет тоньше? Или ниже?

– Нет, мы будем класть чуть больше раствора, он будет как бы заменять кирпич – получится экономия.

– А в чём тогда смысл? Вы тратите меньше кирпичей, но делаете больше раствора.

Я начинаю говорить ему правду.

– Мы будем разгружать кирпич не просто вываливая из самосвала, в таком случае он обязательно побьётся и станет непригодным, мы будем разгружать его краном.

– Разве это экономия? Это технология. Здравый смысл.

Дальше он начинал мне объяснять то, что и так было понятно. Что делать так нельзя, что это бесхозяйственно и что у них так не поступают. Через несколько дней он принёс мне фотографии, показал, что у них, в Японии, кирпич вообще упакован в полиэтилен, каждый поддон обмотан. Лет через пятнадцать я это увидел своими глазами – у нас тоже стали привозить кирпич, упакованный в плёнку.

Дотошный японец постоянно что-то видел и задавал вопросы. Например, спрашивал:

– У вас там написано, что нужно сэкономить две тысячи квадратных метров рубероида. Это что, значит, не закроете две тысячи квадратных метров кровли?

– Нет, на тех участках, где листы перекрывают друг друга, будем делать нахлёст чуть меньше.

– Не понимаю, если его положено делать по десять сантиметров, как его можно делать меньше? Это же неправильно, это же будет брак. Не экономия, а плохая работа!

Со временем иностранные идеалисты начинали нас понимать. Говорили – и меня это радовало в то время, – что у нас невероятно интересная и правильная жизнь: «Вы живёте так, как считаете нужным, а не так, как вас заставляют жить обстоятельства, пытаются загнать в какой-то угол». И в то же время странные, на наш взгляд, вопросы не прекращались: