Воздуха катастрофически не хватало, в легкие словно залили кипящую ртуть, от нехватки кислорода в голове шумело и грохотало отбойным молотком. Наконец Илье удалось добраться до выхода, и, захлебываясь, он из последних сил рванул на поверхность. Всхлипывая и отплевываясь, мужчина поплыл к берегу, тяжело шлепая по воде руками. Впереди от него, в трех-четырех метрах, мелькала голова Бориса. Вскоре тот выполз на карачках на берег и сел, поджав ноги и обхватив плечи трясущимися руками.

Ноги Ильи тоже нащупали дно.

– Ты еще живой, утырок? – прокаркал Борис, когда заметил Илью. Его длинные волосы распустились, закрывая бледное лицо мокрой паклей.

Пошатываясь, словно пьяный, Труднов выбрался из воды. В ботинках хлюпало, из раны на животе обильно струилась кровь.

– Я еще переживу тебя, заднеприводной, – шепнул он. Оглянулся, разыскивая птичью клетку. Поплелся вдоль берега, всматриваясь чуть ли не в каждый камень, затем, развернувшись, заковылял в другую сторону.

– Ты е…й козел, – шмыгнув носом, сказал Борис ему в спину. Его зубы выбивали отчаянную дробь. – Менты на катере наверняка запросили опергруппу из зоны. Они будут здесь через двадцать минут.

Илья остановился, обернувшись вполоборота:

– Плыви обратно. Или прячься. Только не доставай меня, гомик.

– Сука!!! – брызгая слюной, завизжал Борис. В бессильной ярости он кинул камень в Илью, но промахнулся. – Откуда ты взялся на мою голову?! И когда же ты наконец сдохнешь?!

Илья не обращал на него совершенно никакого внимания и, не мигая, смотрел прямо перед собой.

Он не мог ошибиться. Ведь он оставил клетку где-то рядом с причалом. Именно там, где его несколько часов назад подобрал Иван.

«Хе-хе. Иван наложил кучу в карман».

В несчастном животе что-то нервно дергалось и трепыхалось, будто кто-то невидимый сунул руку в обширную рану и деловито перебирал внутренности, словно примериваясь к товару на рынке.

Ему в спину ударил очередной камень, брошенный Борисом, но Илья даже не оглянулся. Этого длинноволосого педика для него больше не существовало. И хотя Борис серьезно ранил его «розочкой», он не был на него в обиде. Окажись на его месте, Илья поступил бы точно так же.

– Гребаный мудак!!! – вонзилось ему в спину отхаркивающе-злобное.

– И тебе неземного счастья, – прошептал Илья. Перед глазами, искрясь розоватыми всполохами, выкристаллизовывалось чье-то лицо. Женское лицо.

Личико.

Сердце радостно заколотилось, когда он наконец заметил в нескольких шагах от моря птичью клетку. Спотыкаясь, он кинулся к ней, как умирающий от жажды к прохладному роднику.

«Аяна…»

Илья открыл дверцу, осторожно просунув руку внутрь. Лишенный фаланги палец уткнулся в бумажный шар, и он вздрогнул, как если бы дотронулся до оголенного провода.

– Аяна, – разлепил он губы. – Аяна…

Дочка старухи.

Измученный и смертельно уставший мозг, словно деля апельсин надвое, рассекло:

«Озеро».

Он застыл на месте, языком ловя капельки воды, стекающие с полуоторванного носа.

Теперь он все вспомнил.

Недостающий пазл с легким щелчком заполнил картину.

– Я помню тебя… Я помню, как я… как мы купались на озере, – пробормотал он с изумленным видом, будто слова, слетающие с его губ, не принадлежали ему, будто кто-то чужой засел глубоко внутри его израненной и хрупкой оболочки и теперь управлял им, как послушной куклой-марионеткой.