В упор глядя на господ генералов, я сказал:

– Войска необходимо поднять в штыковую атаку без артиллерийской подготовки и криков «ура». Ваша скорострельная трехдюймовая артиллерия снабжена только шрапнельными снарядами, почти бесполезными, когда враг глубоко зарылся в землю. В таком случае артиллерийский обстрел может только предупредить японцев о наших намерениях. Обстрелять японские позиции с как можно большим шумом и фейерверком, желательно только на центральном участке фронта, который в атаку не пойдет. В то время как вторая и третья армия, должны молчаливыми штыковыми ударами сбивать фланговое охранение японских войск, превращая дугу в мешок, в центре все должно быть шумно, ярко, но вполне безвредно. Лобовые атаки третьей армии до получения соответствующего приказа прямо воспрещаются. А вот тогда, когда войска второй и третьей армий замкнут окружение южнее станции Яньтай, будет возможно все.

Генерал Гриппенберг вытащил из внутреннего кармана мундира большие луковицеобразные часы и щелкнул крышкой.

– Пять минут девятого, – возгласил он, – даже если мы немедленно отправимся к своим войскам, то до полуночи никак не успеем отдать соответствующих приказов. Увы, но это так. Даже при всей той радости, которую войска испытают, получив соответствующий наступательный приказ, к назначенному вами, Ваше Императорское Высочество, сроку нам никак не успеть.

– Это сюда вы ехали из своих штабов «как обычно», – сказал Великий князь Михаил, – а обратно пойдете, как это принято у Сергея Сергеевича в Тридесятом царстве: одна нога здесь, а другая уже там. Так что времени у вас для подготовки атаки будет предостаточно.

– Тем более что у врага на флангах только слабые заслоны, – добавил я. – Я же, как бог русской оборонительной войны, наложу на русских солдат и офицеров свое благословение – оно удвоит их силы и увеличит стойкость к ранам. А японцы как враги наоборот, получат на свои головы заклинание из арсенала Бича Божьего, которое сделает их невнимательными, сонными и до крайности ленивыми. И к тому же… Агния!

Дверь в приемную открылась – и на пороге появилась амазонка Агния, первая моя Верная из мира Подвалов. В руке у нее было три моих портрета-миниатюры и три портрета Михаила, спешно изготовленные по слепку его ауры после того как он показал возможность осуществлять Призыв и тем самым вошел в клан Патронов.

– Эти портреты – не просто картинки, – сказал я, – а нечто вроде полевого телефона, не нуждающегося в проводах, коммутаторах и прочей лабуде. Проведя по портрету пальцем, вы выйдете на связь с обозначенным лицом, чтобы доложить обстановку или запросить следующую задачу. Соответственно, мы с Михаилом Александровичем тоже сможем выйти с вами на связь, чтобы запросить отчета или изменить направление удара. А теперь за дело, господа; как правильно сказал Оскар Казимирович, времени так мало, что его почти нет. При этом смею заметить, что эффект внезапности стоит очень дорогого.

На этот раз возражений у господ генералов не осталось; даже барон Каульбарс вяло, как загипнотизированный, отправился по предназначенному для него каналу в штаб третьей армии. Покончив с планированием ночного наступления, я открыл канал в Тридесятое царство и переправил туда всю местную штабную публику во главе с самим Куропаткиным. Пусть пока мы воюем, герр Шмидт и Дима-Колдун (который здесь тоже уже не нужен) рассортируют этих людей на агнцев и козлищ и, самое главное, попробуют вычислить кукловода, все это время успешно рулившего русским главнокомандующим. Я уже чувствую, что после разгрома и замирения Японии главным моим занятием станет чистка петербургских авгиевых конюшен. Бросить Михаила один на один с этим застарелым клоповником просто немыслимо. И возможно, что, стабилизируя эту линию и приводя в чувство местный бомонд, придется чистить не только петербургские, но и лондонские, берлинские и прочие клоаки. Но это будет потом, а сначала необходимо разгромить Японию.