Их лики не рисовали на фресках, их никто никогда не видел. Внегласно сам образ новых богов всегда оставался табуированным, как, к слову, и имена. Близнецы и близнецы. Он и она. Всё. Но в двух самых старых храмах были изображены взгляды…

Причём в альбоме с репродукциями, который я листала буквально вчера, этим взглядам посвящалось несколько страниц!

Теперь, наблюдая за разъярённым Грэмом, я испытала острое желание хлопнуть себя по лбу. Всё, что раньше казалось странным вдруг стало очевидным. Неуязвимость, неутомимость, феноменальная удача, невосприимчивость к моему волшебству, самоисцеление… Да он просто бог, вот весь секрет!

У-у-у! Уровень неприятностей, в которые вляпалась, тоже приобрёл новые масштабы — вернее, масштабы были и раньше, а теперь они проявились. Успокаивало лишь то, что кто-то влип сильнее. Например Тевлогий. Он уже не рычал, а хрипел.

Архиепископ тоже осознал — шокированный, он плюхнулся на колени и принялся торопливо молиться.

Его величество Фрол Шестой к числу идиотов так же не относился — рухнул на камни, правда зашептал не молитву, а, кажется, извинения. Ведь он только что повышал на Грэма тон.

Мне же захотелось слиться с камнями — уж слишком много картинок пронеслось в памяти. Включая мои претензии к его подмышкам и «слонику». Впрочем, стоп. Не нужно вспоминать всё, что говорила! Иначе просто сгорю со стыда.

Я прицыкнула на свой разум, а он наоборот встрепенулся и шепнул: «Грэм с самого начала знал, что ты фея!»

Этот момент был очевиден ещё ночью, но я внимания не обратила, а теперь до одной недальновидной, не желавшей смотреть правде в лицо девицы, дошло.

Он знал! Он со мною играл! Он…

Впрочем, снова стоп. И об этом я подумаю позже! Сделав очередной глубокий вдох, я перевела внимание на Тевлогия. Руки в это время судорожно кромсали нижнюю сорочку — если организовать глубокий вырез на спине, сорочку вполне можно надеть.

— Я… я… — начал Тевлогий. Закашлялся.

После этого Грэм смягчил хватку, и мы услышали злое:

— Ненавиж-ж-жу!

Вот только смысла в его ненависти не было. Ведь последнему дураку ясно, что Тевлогий уже проиграл.

— Как твоё имя? — складывая руки груди, спросил Грэм.

— Отец Тевлогий, — выдохнул этот… непонятный.

Каюсь, был момент, когда я посчитала его самозванцем, занявшим место уважаемого человека, но всё оказалось иначе. Перед нами действительно болтался Тевлогий и, подчинённый приказу Грэма, он рассказал всё.

— Я всегда чувствовал себя другим, — начал свой рассказ служитель. — Всегда. С самого детства. Вроде живёшь обыкновенно, внешне не отличаешься от остальных, но иногда душу охватывает непереносимая злость.

Моя прабабка, у неё была дурная слава, даже ведьмой за глаза называли, однажды призналась, что у нас в роду был… как она сказала «кое-кто необычный». Только сила этого существа людям, как уверяла бабка, не передавалась. Я был мальчишкой и начал допытываться, но бабка прогнала прочь.

Уже умирая, — продолжил хрипеть Тевлогий, — когда я буквально вцепился в неё, сказала про сатира. Соблазнил он когда-то одну из женщин нашего рода. А она и рада отдаться. — Пауза и новое шипение: — У-у-у! Женщины! Проклятые отродья с жадным чревом! Уничтожить, выжечь их всех!