Боль все жарче разгоралась внутри, разливалась огненной пылающей рекой. В глазах было черно уже не только из-за непроглядной подвальной тьмы. Руки и ноги сделались непослушными, тяжелыми и в то же время мягкими, будто бы бескостными. Дышать стало трудно, почти невозможно, каждый вдох вызывал новую волну боли.
Голова кружилась, и Тамара Сергеевна прислонилась к стене. Постояла немного и медленно осела на пол. Больше не было страха – только сознание того, что она все сделала правильно.
«Смерть придет так просто, в свой черёд», – всплыли в голове неизвестно где и когда вычитанные строки, и Тамара Сергеевна улыбнулась.
…Вскоре темная бесплотная фигура нависла над ней и пробудившееся от векового сна чудовище приготовилось расправиться с новой жертвой, но Тамара Сергеевна этого уже не увидела.
Все ушли, и Артем остался один. Сразу стало тихо – буквально в ту же минуту, как захлопнулась дверь. Хотя, по логике, и должны были доноситься снаружи хоть какие-то звуки – голоса, шаги четырех человек в коридоре. Только ничего этого не было.
Темнота, которая воцарилась в комнате после их ухода, была такой же абсолютной, как и тишина. Глаза никак не желали привыкать к чернильному мраку. Странно, конечно, в городе не может быть такой тьмы: мерцают уличные фонари и рекламные вывески, светятся окна домов, автомобильные фары. Но Тихий дом, стоящий в парке на холме, и в этом был исключением. Артему казалось, он сидит на дне бездонного колодца.
Хорошо, хоть фонарик есть. Вот только светить им страшно. Ненароком направишь луч в правую сторону, а там…
«Дана, Даночка, как же так?»
Запретив себе думать о трагедии, которая только что случилась, Артем положил фонарь рядом с собой на пол и включил телефон. Зарядка скоро закончится – всего тридцать процентов осталось. Но это не страшно, полиция приедет намного раньше, чем разрядится сотовый.
Боль в ноге нарастала. Он старался не обращать на нее внимания: подумаешь, растяжение! Но общее самочувствие тоже ухудшалось: лоб покрылся испариной, капли пота стекали по спине, ладони были ледяными. Должно быть, температура поднимается. Однако было в физических страданиях и кое-что хорошее: они отвлекали от мыслей о смерти Даны, о чудовищных обстоятельствах ее гибели.
Артем поднапрягся и отполз подальше от Даны, сел поудобнее, прислонившись к стене. Прикрыл глаза, запрокинул голову. Никогда бы не подумал, что сможет заснуть в подобных условиях, но вскоре почувствовал, что сознание затуманивается, и он уплывает куда-то, качаясь на волнах.
…Ему чудилось, будто он снова мальчишка-пятиклассник. Приехал на дачу и сразу рванул на пляж, на Волгу. Позади и дачный поселок, и сбегающая с холма тропинка: спуск крутой, запросто можно споткнуться и кубарем полететь вниз! Но все равно дети спускались к реке только по ней, а не шли чинно по широкой, выложенной камушками дороге, как взрослые.
Вот он на пляже: горячий песок обжигает пятки, покусывает их, как игривый зверек, но это не больно, а приятно. Артем летит стрелой, несется к реке со всех ног, мечтая с разбега врезаться в воду, веером рассыпая фонтан сверкающих на солнце брызг. Он предвкушает, как окунется с головой, вынырнет и поплывет уверенным кролем.