Таня приподняла занавеску. Лес за окном… Таких она еще не видела. Он был пустой. Таня отпрянула от занавески, ногой задвинула ведро в угол, на ходу содрала фартук, пронеслась мимо часового. Мимо другого.

Рванула дверь. Сунулась к своим. Только толстенькая Шелехова сидела на койке. Одной рукой держала, оттянув, прядь надо лбом, другой яростно работала расческой.

– А где все?

– Колонок в операционной. Иваша пошла поменяться книжкой. Завалится, будет читать.

– А Дёма?

– Дёма и Коко унеслись щипцы греть. Будут кудри на горячее вить. Раз уж стоим. Такой шанс!

– А ты?

Прядь надо лбом под взмахами расчески превращалась в пушистое облако.

– Я пока кок взбиваю. Сядь. Тебя тоже навьем.

Шелехова сунула в рот шпильки. А пальцами стала скатывать надо лбом валик.

– Не, я погулять хочу.

– М-м-м-м, – ответила с полным ртом.

– Пошли со мной?

– М-м.

– Не надоело в четырех стенах?

– М-м.

Таня махнула на нее рукой и сорвалась дальше. Заметила белый халат. Соколова теребила замок, толкала дверь. В углу рта закушена папироса – последняя, потом она уйдет в операционную.

– Товарищ Соколова! Товарищ Соколова! – не выдержала, закричала на бегу Таня. – Разрешите обратиться!

Та склонила голову: ну?

– Пройтись. Посмотреть. Подышать, – выпалила Таня. – Разрешите? Пока стоим.

Соколова обдумала, пока закуривала. Затянулась, так что ввалились щеки.

– Ну сходи, пройдись, подыши, – выплыло вместе с голубым дымком. – Только от поезда не отходи. Как закончим, сразу мой операционную. Ясно?

– Есть! – и Таня, в чем была, спрыгнула со ступенек. Шаги хрустнули по гравию насыпи. Потом затрещали по опавшим листьям. Как будто она перешла невидимую границу.

Поразилась, глядя в лес: пустой.

Обернулась на поезд. Соколова, стоя в дверях, быстро глотала дым, быстро затягивалась, озабоченно глядела себе под ноги. Таня знала: мысленно проходит сейчас будущую операцию.

Таня сунула два пальца в рот. Соколова подняла голову на свист. Усмехнулась, погрозила пальцем:

– Научила ж я тебя на свою голову.

Таня ответила сияющей улыбкой счастья. Соколова смяла о железный косяк, отбросила щелчком на насыпь. Помахала Тане рукой.

– Далеко не уходи, – напомнила.

Дверь осталась открытой: пустой удивленный рот.

Таня хрупала по сухим листьям.

Вокруг Ленинграда такого не было. Таня задрала голову: что за деревья? Не только вокруг Ленинграда, нигде она такого раньше не видела.

Таня вертела головой. Не видела даже птиц. Главное, даже не слышала! Лес и без птиц? Именно: пустой. Как дворцовый зал. Вверху клубилась и мерцала зеленая крыша. Вниз уходили мощные колонны. Воздух был сумрачным, коричневато-зеленым. Тане казалось, что она под водой. Только солнечные стрелы насквозь. А на земле – ничего. Ни травы, ни цветов, ни кустов, одни жухлые листья. Таня уловила мерцающее движение на краю глаза. Успела: черная птица уже скрылась в мощном зеленом этаже. Дрозд? Или ворон.

В звонком хрусте сухих листьев, в шорохе, шелесте тонули все остальные звуки.

Как будто Таня шла с подушкой на голове, а подушка была набита новогодней фольгой.

Иногда попадались молодые деревца. Иногда – лопухи, огромные, как зонты. «Счастливчики, которым удалось поймать себе немного солнца», – поняла Таня.