Елена Петровна еще до войны сдала нормы ГТО. И теперь была равно Г (готова) к Т (труду) и О (обороне). Обхватив гибкое тело соперницы мощной ногой, Елена Петровна закинула себя сверху. Руки, привыкшие поднимать гирю, махать с лопатой на расчистке города, носить ведра с водой или углем, придавили напавшую к асфальту.

– А ну! Уймись! Милицию зову! – в ее голосе зазвенела победа. Рано! Львиный хвост ожег спину Елены Петровны, как кнут. Потом захлестнул ей горло, начал душить. Елена Петровна почувствовала, как кончается воздух, как темнеет в глазах, но не разжала хватку:

– Дети! Бегите… – прохрипела.

Хвост стягивал петлю. Глаза завуча начали закатываться, губы теперь казались синими на белом лице.

И Шурка побежал. Отчаянно работая локтями, коленями. Но не прочь. Он кинулся к борющимся. Вскочил чудовищу на грудь. Увидел у самых своих глаз вздутые жилы на шее Елены Петровны. Перехватил обеими руками хвост, как пожарный шланг, мелькнуло «надеюсь, он не гранитный» – и впился зубами.

Хвост оказался не гранитный. Визг распорол ночное небо. Елена Петровна отлетела, ударилась спиной о гранит. Чудовище зашипело, вывернулось, унеслось скачками в темноту.

«Стой! Кто там? Стрелять буду!» – отозвались вдали человеческие голоса. Брякнул металл. Затопотала сапогами подмога. Двое или трое, прикинул Шурка. Патруль в его планы тоже не входил.

Шурка упал на четвереньки, принялся искать в темноте выпавшую книгу. И куклу.

Рыхлый, набухший от влаги альбом нашел почти сразу. Куклы не было. Попадались под руку обломки асфальта. Вырванные, как коренные зубы, булыжники. Куски битого кирпича. Шурка стиснул зубы, порезавшись о стекло. Ползал кругами.

– Да помоги же, Сара! Где она?

Та поспешно подломила колени, тоже стала ползать и шарить.

Шаги воинственно топотали, приближаясь. Елена Петровна хромала им навстречу, вскинув подбородок. Вид у нее был, как у человека честного, которому не терпится этим насладиться:

– Сюда, товарищи! Сюда! Здесь!

Темнота выпустила их. Трое. Черные фигуры. Несомненно двуногие. Передернули затворы, посылая патрон на изготовку. Луна заглянула в прореху на облаке. Шурка невольно посмотрел, куда она показывала. Блеснули пуговицы в два ряда: бушлаты. Патруль был морским. Луна глухо щелкнула ногтем по ножнам офицерского кортика: дзынь. Провела пальцем вдоль дула всем троим сразу. Потом вниз – по горбатеньким булыжникам. Дальше – по пустому постаменту у ступеней, сходящих к самой воде. Одному. Другому. Другой постамент теперь тоже был пуст.

– Сара, – прошептал Шурка. – Сара… Беги.

Но теперь, вдвоем, они приблизились бесшумно, как только умеют все представители семейства кошачьих. Горячий запах обдал матросам затылок, колыхнул ленточки на их бескозырках: запах тухлого мяса.

– А, твою ж мать, – успел сказать один матрос, обернувшись.

Вряд ли, правда, она была мамой его напарника. Но лицо у этого существа было женское, это так. Оно было перекошено от злобы. Блеснули когти. Треснул выстрел. Взвизгнула, отскочила пуля. Затопотали шаги.

Сара схватила Шурку за рукав. Показала: есть. Узелок был зажат в ее руке. Шурка рванул страницу – бумага расползлась мягко, намокла.