Никто не обращал на Шурку внимания.
Шурка отошел в угол. На потолке чернело пятно – в блокаду стояла железная печка. Плинтус был отодран. Очевидно, и его тоже скормили печке. Осталась щель. Шуркин палец нырнул в нее без труда. Слепо ощупал. Уперся в стену.
Глаза в тайнике больше не было.
…А из двух стручков получился, стало быть, куцый хвостик.
– Где этот фартук? – зычно воззвал милиционер Пархоменко. – Это теперь вещественное доказательство.
– Чего – доказательство? – не понял дядя Яша.
– Улика! – поднял палец Пархоменко.
Шурка поспешно скомкал. Никто не должен увидеть ничего, кроме дырок. Подал.
Милиционер взял. Покачал головой. Положил на стол. Встал, одернул куртку. Надел фуражку.
– Где ключ от чердака?
Соседи засуетились.
– Я белье вешала, – вспомнила тетя Дуся.
«Все просто!» – сказал в голове у Шурки голос. Бобка сшил нового мишку.
Ни на чердаке, ни в подвале Бобку не нашли.
Пархоменко снял черную трубку в коридоре. Снял фуражку. Торжественно-гробовым голосом объявил:
– Вызываю угрозыск.
И в трубку: «С уголовным розыском соедините». Соседи слушали разговор, замерев. Уголовный! Розыск! Куда уж серьезнее. Трудно было поверить, что такой сыр-бор из-за одного Бобки.
Сыщики, настоящие сыщики, приехали через двадцать минут.
– Капитан милиции Зайцев, – представился их главный. Дядя Яша не глядя пожал руку.
Собака зевнула, так что уши сошлись позади, вывалила язык.
– Работаем, – коротко бросил вожатый. Собака деловито села. Макнула нос в Бобкину шапку.
– Без шапки мальчик ушел, – тихо заметил агент Зайцев. Все тотчас нашли это странным. Одновременно обернулись на вешалку. Точно: Бобкина куртка тоже висела, и Бобкин шарф.
– На дворе не лето, – сказал капитан Зайцев, глядя на дядю Яшу.
На лице участкового Пархоменко проступили смущение и досада: сам проворонил такой факт, вот сел в лужу – на глазах у всего, можно сказать, угрозыска, на глазах у всему Ленинграду известного агента Зайцева.
– Чего-нибудь из одежды мальчика на месте нет? Осмотритесь, не спешите.
Вещей в комнате было немного.
– Ботинок нет, – кашлянул дядя Яша.
Собака царапнула лапой по двери, махнула хвостом. Перед ней раскрыли дверь, она тут же натянула поводок.
– Всем оставаться на местах, – приказал в комнату капитан Зайцев. – Нефедов, составь здесь компанию.
Невысокий мужчина остался стоять в дверях. «Нас сторожит», – с неприязнью понял Шурка. Из коридора донесся то ли лай, то ли взвизг.
«А вдруг пес найдет, – думал Шурка. – Кто их знает».
– А вдруг не найдет? – положила руку слева на грудь тетя Даша.
– Это же знаменитый Туз Треф, – сказал Иван Валентинович. – Пес-то. Я в газете читал. Товарищ, – обратился он к часовому в дверях, – это же сам Туз Треф?
Агент замялся.
– Тот Туз Треф погиб. Это другой Туз Треф.
Соседи переглянулись. Невысокий агент разъяснил. Собак сыскной бригады звали, как английских королей или русских царей: династически. Туз Треф Первый, Туз Треф Второй, Туз Треф Третий. Он это рассказывал, но Шурка заметил: глазами тот обыскал и комнату, и каждого в ней – дядю Яшу, Ивана Валентиновича, тетю Дусю, тетю Дашу, Людочку, Пархоменко, Шурку, Сару. Глаза были на вид мутноватые, сонные. На самом деле – притворяющиеся, цепкие. Всё они подмечали.