– Я возмещу. Я выясню.

Дядя Яша полетел по коридору. «Ножницы, нож. Ножницы, нож», – вертелось в голове каруселью. «А что завтра? Топор? Обрез?» Столкнулся с Шуркой.

– Где ты шлялся? – прошипел. Но не до этого.

Влетел в комнату.

– Бобка!

Заглянул за ширму. За шторы.

– Бобка, а ну вылезай сейчас же! Знаешь, что виноват!

– А что он сделал? – не понял Шурка. Сара безмолвно сидела на кровати. На другом краю – лупоглазый пупс. Дядя Яша рыскал и кружил по комнате:

– Умей отвечать за свои поступки!

Распахнул дверцы шкафа. Качнулись вешалки, махнули рукава. Шурка заглянул под кровать, под диван. И там нет.

– Бобка, ладно, кончай, – стал уговаривать Шурка. – Ну порезал, ну что теперь.

Дядя Яша бросил на него уничижительный взгляд, беспомощно и сердито закричал:

– Бобка!!! Вылезай, я сказал!

Но оба знали: больше в комнате спрятаться негде.

– Я не буду ругать! Я просто хочу услышать, зачем ты это сделал!

Значит, выскочил из комнаты.

Боль в культе начала пульсировать. Хотелось все прекратить разом.

– Сара. Где Бобка?

Тот же неморгающий взгляд. Конечно, она не скажет. Даже если знает. Сквозь пульсирующий огонь дядя Яша вспомнил: задавать вопросы так, чтобы можно было либо кивнуть, либо мотнуть головой. Либо да, либо нет.

– Бобка вышел в коридор?

Сара даже не моргнула.

– Бобка вышел?

Тот же застывший взгляд.

«Как будто я чудовище какое-то. Беспомощное жалкое чудовище», – разозлился дядя Яша. И в этот раз не только на себя. «Как же надоело…» Он понимал, что делает не так, но не мог иначе… Лишь бы перестало – сразу вот всё.

Он услышал, что кричит:

– Ты – видела? Куда вышел! Бобка?!

Шурка дернул его за плечо:

– Она немая. А не глухая.

Дядя Яша зло отмахнулся. Бросил о пол изрезанной тряпкой. Похромал в коридор, крича:

– Бобка! Бо-о-о-обка!!!

Шурка сел на кровать. Рядом с Сарой. Та чуть подвинулась. В комнате было очень тихо. Тишина даже чуть-чуть поскрипывала. Как будто комнату, от пола до потолка в подпалинах, заполнили ватой.

– Симпатичный пупс, – сказал Шурка.

Та опустила голову.

– Слушай, Сара. Я…

«Мы могли бы с ней и подобрее», – со стыдом спохватился он.

– Ты не думай, что мы тебя не полюбили. Ты хорошая. Даже лучше. Мы просто какие-то сами пока не такие. У нас ведь была Таня, и это как-то еще слишком… Ну как-то так всё, – свернул он. – Понимаешь?

Глаза изучали его.

«Разве она поймет? Разве это – можно понять, когда не пережил сам?»

Шурка вспомнил трамвай. Корку инея вместо окон. И такую же тишину. Нет, не совсем такую. Сейчас что-то мягко постукивало.

…Тук …тук …тук.

Как ночная бабочка об абажур.

…Тук …тук …тук.

– Бобка ушел, Сара?

Кивок.

– Ты видела куда? Сара?

…Тук …тук. Тук! Сара смотрела в окно, полное непроницаемых ночных чернил.

…Тук …тук …тук.

Звук доносился от окна. Как будто кто-то постукивал пальцем по стеклу. «Мы же на шестом этаже», – галопом промчалась мысль. Шурка обернулся.

Разумеется, никто не стучался к ним в окно пальцем. Все-таки шестой, в самом деле, этаж старинного ленинградского дома с высокими потолками.

Кукла Сары стучала о стекло своей мягкой головой.

Сердце у Шурки ухнуло, взлетело вверх, в самое горло. «Ее выбросил. Дядя Яша. Тогда. На проспекте». Крошечное тельце упало в мусорный ящик. Он сам видел… Тук. Тук. Тук.