Не задавая лишних вопросов, Шатун вынул длинный нож, расстегнул ремешок золоченого шлема, чтобы освободить горло…

– Стой! – раздался рядом негодующий крик.

Свен обернулся – к ним почти бегом приближался Кольберн. Сквозь отверстия полумаски его светло-серые глаза смотрели с полубезумным выражением, весь он еще дышал горячкой боя, в руке был обнаженный меч.

– Не смей! – Он подскочил и хотел оттолкнуть Шатуна, но тот сам попятился и вопросительно взглянул на Свена. – Если он жив, то должен быть взят живым!

– С чего это? – Свен шагнул к нему, краем глаза отмечая, как к Кольберну бегут его собственные телохранители и еще какие-то хирдманы. – На кой ляд он тебе сдался? Выставить его голову на шесте, все эти разом присмиреют!

– Его жизнь принадлежит княгине!

– Они Ингера в плен не взяли!

– Пусть княгиня прикажет убить его – я сам это сделаю! А пока она не приказала…

– Она приказала убить всех в городе!

– Князь – не все. Сейчас пошлем к ней и сделаем, как она скажет! Я знаю, почему ты желаешь его смерти! – добавил Кольберн, сверля Свена злым взглядом. – Не хочешь, чтобы он заговорил! Чтобы твои с ним дела не выплыли наружу!

Сражение в городе затихало. На ногах оставались только русы, бродящие среди порубленных тел.

– Отправь твоего человека к госпоже, – Кольберн кивнул на Адальрада, – а мои люди постерегут Хвалимира. Мы с тобой пойдем осмотрим город.

Свен перевел дух и кивнул Адальраду. Он почти не сомневался, что Прекраса велит оставить Хвалимиру жизнь, но не драться же ему было с Кольберном, тем самым подтверждая обвинение.

– Ляд тя возьми! – бросил он себе под нос. – Принес тебя синий, черта шепелявого!

– Что ты говоришь? – Кольберн взглянул на него.

– Говорю, что если княгиня и прикажет оставить ему жизнь… думаю, он не поблагодарит тебя за это!

У ворот громко и торжественно затрубили рога. Вошли еще десять гридей – свежих, чистых, не побывавших в сражении, а за ними следовали два всадника. Асмунд держал перед седлом Святку – ребенок округлившимися глазами осматривал разгром внутри. За ними ехала женщина в белой одежде – княгиня-победительница, Ельга Прекрасная…

– Идут! – крикнула служанка, просунувшись со двора в дверь поварни.

Ельга обернулась, и как раз в это время служанку оттащил назад Фастар, отрок из десятка Ислейва, который и принес эту весть.

– Идут! – повторил он. – Все войско, с вежи и стяги видать.

– Ислейв народ отсекает?

– Как договорились.

Ельга пошла к лохани вымыть руки: утром спешно пекли последние караваи, она сама месила тесто. Уже два дня, как пришел гонец с известием о скором возвращении войска.

– Все целы? – спросила она тогда Уддольва, которого прислал к ней с дороги Свен.

– Дренгов наших семеро «холодных», ранены кое-кто, а старшие все целы, – уверенно ответил хирдман. – Ольгера по руке стрелой задели, но заживет. А княжеских я не знаю.

Ельга заметила, что при этом он слегка вильнул взглядом в сторону, но допытываться не стала. Он не обманул бы ее, если бы со Свеном, Асмундом, кем-то из ближних людей приключилось несчастье. А подробности, надо думать, ему и запретили рассказывать: они захотят обо всем поведать ей сами.