Полицейские стали карабкаться на насыпь и оттуда жизнерадостно стали отпускать шуточки своему товарищу, который глупо улыбаясь побелевшими губами, разгребал руками кучу веток, приготовленную для сжигания.

— Петро, ты что в гнезде срать собрался? Вот говорили тебе вчера — не запивай самогонку молоком…, не запивай. А теперь срать будешь, дальше чем видешь…

Хи-хи…, ха-ха…, хе-хе… неслось с насыпи, а усиленно потевший от страха Петро продолжал неуклюже разгребать кучу уже ногами, как курица в куче соломы, вызывая новые приступы смеха, а в это время последний вагон наконец то скрылся за поворотом и одновременно с двух сторон насыпи послышались слабые щелчки пистолетных выстрелов. Двое полицейских на насыпи упали сражённые пулями, как подкошенные, а третий бросил винтовку и, задрав руки над головой, визгливым голосом закричал: — Братцы, братцы не убивайте меня…, братц… — и заткнулся, оборвав свой крик на полуслове. Лишь Петро живой стоял в середине куче и немо шевелил губами. Винтовка валялась на земле рядом с кучей, но на него уже никто не обращал внимания. Молоко всё таки сделало своё дело и штаны его что спереди, что сзади были мокрыми и мокрота эта с омерзительным запахом стремительно сползала по штанам вниз. Рядом находившийся пленный шустро схватил винтовку и, щёлкнув затвором, хотел застрелить полицейского, но Носков, громко крикнув, остановил его.

Через насыпь в это время дружно стали переваливаться остальные пленные и наши, кто действовал на той стороне.

— Все, что ли? А где старшина с Максимовым?

— Да они сапоги с полицейских снимают.

— А ну-ка, все остальные быстро раздеть убитых… всё с них снять.

Пленные кинулись к убитым и стали быстро их раздевать и стягивать с ног добротную обувь.

— Товарищ майор, а что с этим делать? — Носков пистолетом махнул на живого полицейского, который соляным столбом продолжал стоять в куче веток.

По идее его надо убивать, но сейчас после схватки как то не подымалась рука. Обосранный и обоссанный Петро являл жалкое зрелище. Самое поразительное, что времени после короткой схватки прошло минуты четыре, а из него всё текло и текло и даже пиджак был мокрый от пота.

— Петро, ну ты же мужик всё таки… Ты чего так испугался? Видишь, как твои товарищи легли, даже пикнуть не успели, а ты позорно обосрался, — я замолчал, наблюдая как Петро пытался что то мне сказать, но из горла донёсся лишь жалкий писк.

— Ладно, убивать тебя не будем. Но за это передашь своему начальству, что здесь был майор Третьяков, командир Красной Армии. И мы будем всех немецких захватчиков и их пособников безжалостно убивать. Ещё раз попадёшься — не пожалею. Понял меня?

Полицейский обрадовано закивал головой, а ещё через пару минут мы скрылись в кустах и не видели как Петро обессилено опустился на землю и лишь только тут почувствовал противную липкость. Осознав, что он единственный оставшийся в живых, как ужаленный вскочил на ноги и с безумной скоростью помчался в сторону станции.

Отойдя метров на двести-триста от железной дороги, я собрал в кучу освобождённых от плена.