Прилёг в неприметном месте, откуда хорошо просматривался вход на нашу базу и ещё раз провёл ревизию того, что имею. Вполне возможно я остался в живых один и как то надо жить и воевать. В пулемётной ленте тридцать семь патронов — маловато. Вальтер, ну тут патронов две обоймы и в полевой сумке сорок россыпью — нормально. Автомат и шесть рожков, две гранаты. Бинокль и хорошая, острая финка. Её ещё до войны отобрал у хулиганов.
— … Хотя нет. Не должны все погибнуть. Я же выжил… Кто то должен сюда прийти, — так я себя успокаивал, но в тоже время избегал самого слабого места успокоительных мыслей. Это место знали только трое — я, Григорий Яковлевич и Семён Поликарпович. И если они погибли или ещё что хуже захвачены фашистами, то сюда никто не придёт. Даже если захотят. Ладно. Жду до утра послезавтра. Если никто не придёт, то сначала двигаю в деревню Григория Яковлевича и выясняю его судьбу. Если там всё плохо, то иду в деревню старшины и там тоже разбираюсь — Жив старшина или нет?
Спустя полчаса таких грустных размышлений и наблюдений за местностью, внезапно боковым зрением увидел, едва уловимое колыхание верхушек невысоких деревьев внизу у подножья бугра. Насторожившись и приглядевшись к этому месту более пристально, понял — там пробираются люди. Осторожно достал бинокль и через три минуты с облегчением вздохнул. Первым шёл Семён Поликарпович, за ним Нестеров и два пограничника. Больше никого не было.
Горестно присвистнул: — Ничего себе… Да это полный разгром. Только четыре человека в живых осталось… Ёлки-палки…
Уже не скрываясь поднялся с травы и замахал рукой, а увидев меня, группа скорректировало направление и через пять минут устало отдуваясь остановились передо мной.
— Товарищ майор, первая группа на базу прибыла. Вторая подойдёт завтра к вечеру. — Капитан Нестеров опустил руку от козырька и принял положение "Вольно".
— Ладно, ладно, Андрей Сергеевич, чего ты тянешься передо мной? Молодцы. Вторая то кто?
Я сел на траву, махнув рукой: мол, садитесь и все устало повалились на густую траву вокруг меня и начальник штаба продолжил доклад.
— Григорий Яковлевич и с ним старшина, сержант Дюшков, красноармейцы Носков, Кравцов, Фоменко и Максимов понесли раненого Сурикова, — я на мгновение в недоумении наморщил лоб, но тут же догадался, что речь идёт о Петьке. Я до того привык — Петька… Петька, что почти забыл его фамилию, — У Григория Яковлевича в Петрушино… Тут в пятнадцати километрах фельдшерица надёжная есть. Вот туда и понесли. Оставят его там и сюда.
— Ну, ладно хоть так… А что с остальным имуществом?
— Большую часть оставили в лесу. Замаскировали и завтра вторая группа, по максимуму перенесёт сюда…
Коротко обменявшись впечатлениями о бое, мы с начальником штаба отложили серьёзное обсуждение на потом, а пока пограничники Иван Савельев и Семён Кузиванов споро развели небольшой костёр и быстро приготовили горячую пищи, чему рад был не только я. Все хотели есть, а когда мы разместились вокруг плащ-палатки под развесистой рябиной, я разрешающе мотнул головой и Нестеров из своего вещмешка достал литровую фляжку с самогоном. При общем молчании разлил и мы помянули погибших товарищей. Выпили за здоровье Петьки, то есть красноармейца Сурикова. Хотел этим и ограничится, но посмотрел на подчинённых, которые всё ещё были в напряжённом состоянии и разрешил прикончить фляжку. Да, и честно говоря, и самому было необходимо немного расслабиться. После позднего ужина, начальник штаба распределил график дежурства, включив и себя тоже, но категорично отказав в этом мне — Вы командир! И точка. Ну и ладно.