— Отобьёмся, — мелькнула шалая мысль и тут же погасла. Если передняя цепь лежала на земле и вяло вела по нам огонь, то немцы шедшие сзади группами, быстро и умело рассыпались в цепь и, пригнувшись, перебежками быстро стала приближать к залёгшим. А когда я повёл биноклем по тылам противника, то совсем заскучал от увиденного — там немцы сноровисто расставляли небольшие, переносные миномёты и готовились к открытию огня. А наше преимущество в автоматном огне уже свелось на нет. Первая цепь лежала на земле, отстреливалась, она была плохо заметна среди кустарника и практически не несла потерь от нашего огня. До второй цепи эффективно мог вести огонь только пулемёт, что он и делал. Но и здесь было не всё гладко: как только пулемётный огонь переносился на какую то часть второй цепи, так она сразу же залегала, а другие делали быстрый рывок вперёд. Петька туда направлял огонь и они залегали, зато вторая часть цепи подымалась и бежала в это время вперёд.

Да и первая цепь не только вяло стреляла по нам, но и потихоньку, ползком, двигалась в нашу сторону и уже со ста метров их огонь стал беспокоить нас всё больше. От немцев наконец-то застучали два пулемёта и миномётчики, определившись с целями, выпустили три пристрелочных мины, после чего кучно и точно накрыли наш пулемётный расчёт. Пулемёт сразу замолк, а немцы дружно поднялись и ринулись вперёд и тут же, потеряв убитыми двоих человек, снова залегли. Так дружно ударили наши автоматы, но миномётчики перенесли огонь ещё правее, и стрельба с нашей стороны сразу же ослабла.

— Максимов, дуй к капитану Нестерову — всем отходить на хутор и пусть Григорий Яковлевич сразу же уводит их на новую базу. Нас не ждать, мы прикроем. Николай Иванович — За мной.

Парень мотнул головой и, смешно виляя задом, на карачках быстро и шустро покатил вдоль позиций Мы тоже, правда не на карачках, но сильно пригибаясь, прикрываясь кустами, пеньками и другими препятствиями, двинулись в сторону замолчавшего пулемёта. И через сорок метров наткнулись на Скорикова и Сухомлинова. Скорикову пуля попала прямо в лоб и, вылетев сзади, практически полностью разнесла весь затылок. А вот Сухомлинов умирал: пулемётная очередь попала в грудь. Что ж она там поразила — не знаю, но изо рта толчками вырывалась чёрная кровь. Увидев нас, он потянулся ко мне, что то хотел сказать, но из горла послышалось страшное бульканье — он захлёбывался кровью. Сухомлинов несколько раз быстро-быстро сжал пальцы в кулак и безжизненно обмяк спиной на землю.

Старшина было кинулся к нему, но я его остановил: — Николай Иванович, отставить — им уже не помочь. К пулемёту давай…, — мы опять ринулись вперёд, уже особо не скрываясь и через тридцать метров спрыгнули в неглубокую, но длинную яму, где была позиция пулемётчиков. Одна из нескольких мин, накрывших позицию, попала в противоположный край ямы, откуда Беляков тащил две коробки с лентами. Так он и остался лежать, принявший на себя все осколки и, продолжая судорожно сжимать брезентовые ремешки ручек коробок. Петька лежал без сознания, уткнувшись лицом в приклад пулемёта, и на спине у него растекалось тёмное пятно крови. Старшина, приподнявшись над краем ямы открыл яростный огонь в сторону нашей позиции, откуда мы только что прибежали: — Обходят, товарищ майор, обходят…