Вечером провёл очередную реорганизацию, где начальником штаба отряда назначил капитана Нестерова, а вновь прибывших определил в отделение сержанта Дюшкова. Теперь нас было восемнадцать человек плюс ещё Григорий Яковлевич и Семён Поликарпович. Все вооружены хорошо, большинство автоматами, а теперь ещё есть и пулемёт. Боеприпасов достаточно и если учесть продовольствие и вещевое имущество с захваченной машины — то воевать можно.

Выход на новую базу назначил на сегодня и как только появился Григорий Яковлевич, стали собираться. Через час были готовы к движению, как с поста прибежал один из дежурных наблюдателей.

— Товарищ майор, немцы… Человек тридцать… метров шестьсот от нас… идут сюда цепью.

Я повернулся в сторону наших помощников: — Григорий Яковлевич, что скажешь? Откуда они могли появиться?

Сергушин старший в недоумении развёл руками: — Да хрен их знает? Уходил — в деревне всё спокойно было. Да и идут они с другой стороны…

— А что, товарищ майор, может накажем их за наглость? Мы на своей территории и их всего тридцать человек… Подпустим и врежем, — Петька решительно тряхнул пулемётом и все в едином порыве сделали шаг ко мне и я, согласившись, махнул рукой.

— К бою.

Оставив на охране имущества наших проводников мы, пригнувшись побежали к посту наблюдения.

Мы уже отрабатывали вопрос отражения нападения немцев на наш хутор, поэтому позиции заняли быстро и незаметно для противника. Но когда глянул на цепь немцев, медленно приближающаяся к нам через большую поляну, когда то бывшую полем, а сейчас поросшую мелким кустарником, я пожалел, что поддался порыву. Как то сразу вдруг увидел все минусы нашей позиции. Но уже было поздно. Даже если тотчас дать команду на отход, нас бы заметили и отцепиться от противника было бы очень трудно. Одна надежда — подпустить поближе и внезапно открыть огонь. Вполне возможно мы сумеем так уничтожить несколько фашистов, внесём в их ряды сумятицу и тогда инициатива будет на нашей стороне. А через минуту и эта надежда улетучилась: из леса на дороге появилась ещё одна группа немцев и более многочисленная, которая шла по обеим сторонам дороги.

— Чёрт…, чёрт…, — я поглядел на рядом лежащих Максимова и старшину, которых обуревали такие же чувства, что и меня.

— Товарищ майор, чего делать будем? Может быть, отойдём пока не поздно, — лицо старшины было встревоженным.

— Поздно…, уже поздно. Будем драться.

Тем временем немецкая цепь уже была в двухстах метрах от наших позиций, а из леса по полузаросшей дороге выходили всё новые и новые группы немцев.

Я снова чертыхнулся, но уже про себя, мимолётно снова пожалев, что так легкомысленно связался с немцами. А через минуту времени думать о чём то постороннем просто не было.

Громко и солидно заговорил пулемёт, за которым лежал Петька. Знакомый звук, своего — немецкого пулемёта, внёс минутную растерянность в ряды немцев, которые в недоумении остановились и стали оглядываться и кричать в нашу сторону, считая что свои по ошибке открыли по ним огонь. Но потом середина цепи залегла, поняв что это не ошибка, а фланги продолжали тянуть шеи и всё смотрели, что происходит в центре. И тут уже все мои подчинённые обрушили огонь на противника. Немцы мгновенно залегли и открыли ответный огонь. В основном они были вооружены винтовками и у нас в огневой мощи было преимущество, что сразу же возродило надежду на благополучный исход боя.