Командир батальона побагровел и, медленно встав со стула, агрессивно наклонился над столом в сторону своего оппонента.
— Мальчишка, ты кого обвиняешь…? — Зловеще прошипел Циммерман.
— Господин майор, я попрошу вас…, — взвился с кресла Зейдель.
— Сядь, обер-лейтенант, — рявкнул железным голосом старший офицер и Зейдель невольно подчинился командирскому голосу. — Ты кого тут хочешь обмануть? Меня и моих боевых офицеров…? Какие растерянные и разбитые окруженцы? Нас встретил шквал огня, хорошая оборона и такой неприятный момент, что все они были вооружены сплошь нашим оружием — автоматами и пулемётами. И их там было около двадцати человек. Только то, что мои подчинённые имели боевой опыт и привело к минимальным потерям. Хочу тебе ещё, обер-лейтенант заметить, что при осмотре заброшенного селения мои офицеры пришли к выводу что они спокойно там жили в течении двух недель. У тебя под боком и ты ничего не сделал, чтобы их уничтожить. Если ты, мальчишка, и дальше на меня будешь давить и шантажировать своей властью, то я сейчас приеду к себе в часть и изложу всё это в письменном виде и отправлю рапорт по инстанции. Только в конце рапорта попрошу приписать тебя, обер-лейтенант, под моё подчинение. — Майор замолчал, но продолжал тяжело смотреть на коменданта.
Было очень неприятно выслушивать справедливые обвинения и Зейдель, проглотив обиду, решил смягчить майора, сглупил и предложил выпить. Но только усугубил неприязнь командира батальона. Майор щёлкнул каблуками, едко и сухо попрощался и убыл к себе…
Дитрих поставил на подлокотник кресла наполненную рюмку и успокоительно похлопал друга по руке: — Ничего, Курт, не расстраивайся. Давай выпьем и поделимся своими соображениями по поводу этого Третьякова.
Выпили, Краузе сразу же налил по второй и, чокнувшись с рюмкой друга, предложил снова выпить.
Зейдель молча поддержал товарища и когда Дитрих через две минуты выставил тарелку с нарезанной колбасой, с удивлением почувствовал благотворное влияние алкоголя. Настроение повернулось в положительную сторону и утренний конфликт уже не казался удручающим и опасным.
— А, пусть пишет. В конце-концов его батальон на время операции по прочёсывании был подчинён мне. Прочёсывание увенчалось успехом и быстро. Хутор, как подозрительное место указал командиру батальона я. Правда с подачи Дьякова, но кто об этом знает. Так что победителей не судят. Может, действительно, Третьяков после такой взбучки чешет дальше на восток. Тогда в районе наступит порядок — тишь и гладь, а я спокойно продолжу мероприятия сбору и отправке продовольствия в Германию.
Это были только мысли, а в слух он произнёс: — Спасибо Дитрих за угощение и поддержку, но всё таки хотелось услышать твои соображения.
Краузе вскочил из своего кресла и, в азарте потерев ладони друг об друга, энергично прошёлся по кабинету несколько раз: — Курт, дружище не расстраивайся. Я понимаю, что тебя со всех сторон терзают. Но у тебя есть друг — это я и я всегда буду на твоей стороне и всегда прикрою. Меня тоже спрашивают за все эти дела, не так конечно как тебя. Всё таки сзади меня стоит дядя. Поэтому, как только вчера стали известны подробности этой операции, я по своей линии доложил — Данная операция организована и удачно завершена благодаря настойчивости, компетентности и организаторским способностям коменданта района обер-лейтенната Зейделя. Так что не волнуйся и не переживай — дядя нас прикроет, если что…