Но, услышав окончание перевода, вновь вскричал: — Нет, нет, погоди… Мне интересна его самоуверенность.
— Да, блеф это, Дитрих… Время просто тянет.
— Но ты, Курт, пистолет опустил. Тоже интересно стало… Пусть говорит, какая разница или ты сейчас ему колено прострелишь, или через пять минут. А мне вот интересно: то ли наконец то он забоялся своей участи, то ли у него всё таки есть информация. Давай послушаем.
— Хорошо, Третьяков, говори. Если у тебя есть стоящая информация, то ладно. Так и быть не буду стрелять. Потом с тобой и с солдатом вопрос решать будем, — Зейдель демонстративно поставил пистолет на предохранитель и вложил его в кобуру.
— Хорошо, но у меня просьба, — Третьяков продолжал оставаться спокойным и голос у него тоже был спокойным. Майор мотнул головой на солдата, — пусть отведут его и окажут ему медицинскую помощь.
Солдат встрепенулся и встревожено заговорил: — Товарищ майор, я не хочу… я с вами, товарищ майор…
— Иди, Петр, иди и живи. Делай, как я говорю…, — двое солдат подхватили сопротивляющегося русского и потащили его в сторону колонны автомобилей, а в мозгу у Зейделя зазвенели тревожные звоночки. Что то тут было не так, но что не понятно. Русский Третьяков просто не мог сейчас представлять какой-либо угрозы. Но всё равно: взгляд, которым он провожал своего солдата, спокойствие, не вязавшиеся с мыслями что он испугался — всё это больше и больше тревожило Зейделя, а Краузе наоборот забавляло.
Проводив взглядом солдата, майор Третьяков повернулся к немцам: — Самое печальное для вас, что жить вам осталось совсем чуть-чуть… А в доказательство этому я сейчас кое что покажу вам… Смотрите.
Третьяков торжествующе улыбнулся, поднёс руку ко рту и, впившись зубами в большую меховую рукавицу, стал с усилием стаскивать её, но что то мешало и она застряла на кулаке.
— На, помоги снять, — Третьяков протянул руку к Зейделю и тот машинально, сделав пару шагов вперёд, стал стаскивать рукавицу, которая на удивление легко снялась с руки. Лишь через пару секунд до Зейделя и пододвинувшегося Краузе дошло, что в кулаке майор сжимал русскую гранату без кольца.
— Вот это я и имел в виду, — Третьяков разжал кулак и сразу же послышался щелчок взрывателя. Краузе жалобно взвыл и попытался отскочить в сторону, но русский быстрым движением внезапно обхватил обоими руками Краузе и Зейделя за шеи и не дал им сбежать.
— Вместе, вместе умрём, — торжествующе закричал майор.
— Сволочь, он переиграл…, — это было последнее, что успел подумать Зейдель.
Эпилог
— Вот это да? — В восхищении выдохнул я, — такого в книге не прочитаешь.
Ночь пролетела незаметно и до Бреста оставалось минут тридцать. Коньяк так и остался не выпитым, зато за ночь мы выдули стаканов по шесть чаю и умяли под рассказ всю закуску. Пётр Николаевич был в ударе: то ли действительно ему надоело рассказывать официальную версию пионерам, где надо было рассказывать о руководящей роли партии, о патриотизме советских людей, о победах, и о многом другом, что относилось к пропаганде. А сейчас перед ним сидел благодарный слушатель, которого он видел в первый и в последний раз и как это бывает в поездах — он выложился.