— Майор Третьяков, сдавайтесь. Ваше сопротивление бессмысленно. Вы меня слышите? Ответьте.

— Слышу, — закричал я.

— С вами говорит обер-лейтенант Зейдель. Сдавайтесь, даю слово немецкого офицера, что вам на этом этапе будет сохранена жизнь. Потом…, честно говорю, посмотрим по обстоятельствам. Вполне возможно жизнь будет сохранена. Вы проиграли, а я выиграл. Всё по честному…

— Я не один здесь. Как насчёт других? — Петька вытаращил глаза, а я ему подмигнул из своего угла, держа под прицелом сразу три окна.

— Вашим людям тоже будет гарантирована жизнь.

— Хорошо, подумать можно? Пять минут…

— Да…

— Товарищ майор, только без обид — Вы что сдаваться надумали? — Петька непонимающими глазами смотрел на меня.

— Петька, ты чего? Вроде вместе уже почти полгода воюем и так обо мне подумать…

Подчинённый смутился и извиняюще забормотал: — Да блин, голова кругом идёт… Жить хочется, а осталось чуть-чуть… И умереть хочется по нормальному… Ворвутся солдаты, а мы их с собой взорвём… гранатами…

— Да мне тоже так хочется. Ну, ворвутся сюда немцы, а мы их взорвём. Уничтожим простых солдат и наш старый знакомый Зейдель получит капитана. Только у меня сейчас более интересное предложение есть. Зейдель думает, что он охотник, а мы дичь. А мы сейчас повернём так, что из охотника он превратится в дичь.

— Как это? Мы здесь — он там, — Мой ординарец непонимающе смотрел на меня.

— Во…, правильно думаешь. Поэтому будем сдаваться, — я замолчал и с любопытством наблюдал за тем как на его лице сменялась целая гамма чувств — от неверия в то, что я говорю, до того что его начальник вдобавок ещё и сошёл с ума. Я засмеялся, — у меня только сейчас это решение появилось. Смотри, что делаем. У меня две гранаты Ф-1. Я их беру в руки, зубами выдёргиваю кольца и гранаты держу зажатыми, а ты мне на руки одеваешь шубенки. Они как раз налезут на кулаки с гранатами. Подымаем ручки и идём вместе сдаваться. Голову на отсечение даю, я бы сам так сделал, но Зейдель захочет с нами пообщаться и обязательно подойдёт. Пообщаемся, а как надоест или увидим, что он сейчас отойдёт, я разжимаю руки и взрываемся вместе с ним и обступившими солдатами. Красиво придумал, Да?

Раненый ординарец восхищённо хмыкнул: — Ну и голова у вас, товарищ майор. В жизни до такого не додумался бы, особенно насчёт рукавиц — я согласен.

Я достал обе гранаты из кармана кожаной куртки, разогнул усики и, прижав спусковые рычаги к рубчатому корпусу, выдернул зубами кольца и мотнул головой: — Давай, помогай.

Петька на карачках неуклюже подобрался ко мне и, сопя от усердия, морщась от боли в раненом плече, натянул шубенки на кулаки. Потом ощупал меховые рукавицы и удовлетворённо кивнул: — Хватит места разжать руки… А так и не видно. Нормально.

Мы поглядели друг другу в глаза. Пора.

Я повернулся и закричал в окно: — Зейдель, не стреляйте… Сдаёмся…

— Пошли, — мы поднялись с пола и вышли в сени, где у порога лежал убитый десять минут тому назад молодой немецкий солдат. Петька слегка пнул его ногой и осуждающе сказал.

— Молодой дурак, чего дёргаться было? Сидел бы за забором и остался бы живой. Выслужиться наверно хотел, вот и получил… Дурак…